Малый дом в Оллингтоне. Том 2. Энтони Троллоп

что неблагоразумно было бы так круто прибегать к угрозам. По крайней мере, она считала неблагоразумным, пока есть еще возможность одержать победу без угроз. – Ведь она была ваша Л.Д… Не подумайте, что я ревную ее. Для вас она была лишь подруга вашего детства. Не правда ли, Джонни?

      Джонни топнул ногой и соскочил с места:

      – Вы знаете, что я терпеть не могу пустой болтовни о подругах детства. Вы заставите меня дать клятву, что я больше никогда не загляну в эту комнату.

      – Джонни!

      – Да, да. Мне это страшно опротивело. А что касается этой мистрис Люпекс…

      – Если только в этом заключается все, чему вы научились в гостях у какого-то лорда, то, мне кажется, лучше бы вам оставаться дома с вашими близкими друзьями.

      – Разумеется, лучше оставаться дома с друзьями, такими, например, как мистрис Люпекс, которую я не могу терпеть.

      Сказав это, Джонни почти выбежал из дому, обошел вокруг Буртон-Кресцент, вышел на Новую дорогу к Риджентс-парку и во все время прогулки думал о Лили Дейл и о своей трусости перед Эмилией Ропер.

      На другой день, в час пополудни, Джонни получил через курьера приглашение пожаловать в зал совета.

      – Вас желает видеть сэр Рэфль Бофль.

      – Желает меня видеть, мистер Таппер! Зачем? – спросил Джонни, обращаясь к курьеру с видом крайнего изумления.

      – Не могу знать, мистер Имс. Сэр Рэфль Бофль только и сказал, что желают вас видеть.

      Подобное приглашение в официальной жизни всегда порождает страх в сердце молодого человека, хотя молодые люди возвращаются после таких свиданий живыми и невредимыми и обыкновенно с сарказмом отзываются о старых джентльменах, с которыми виделись. Индюк считается господином на птичьем дворе и своим величием наводит страх на мелкую птицу. Епископ на кафедре, судья на своем месте в зале заседаний, председатель в огромной комнате за отдаленным концом длинного стола, полисмен с круглым фонарем на поясе – все они внушают страх с помощью аксессуаров, придающих им известную степень величия. Но каким ничтожным становится полисмен в своем доме, и как мало думают о сэре Рэфле Бофле, когда он дремлет после обеда в своих старых туфлях! Я хорошо припоминаю овладевший мной ужас при виде разгневанного прекрасного старого джентльмена, давно уже отошедшего к праотцам, когда он, медленно потирая одну руку о другую, глядел в потолок и слегка покачивал головой, как будто теряясь в рассуждениях о моих проступках! У меня вдруг разболелся желудок, я не чувствовал ног под собой, они подгибались, как будто их кто-нибудь сломал. Этот поднятый кверху взор до такой степени обезоружил меня, что я решительно онемел, не мог произнести слова в свое оправдание. Мне кажется, что старый джентльмен едва ли сознавал всю обширность своего могущества.

      Однажды беспечный юноша, которому поручено было отправить пачку писем, адресованных на имя короля, прошений и тому подобных бумаг, которые, следуя официальным путем, остановились бы в руках дежурного лорда-секретаря, отправил эти бумаги не туда, куда следовало, – в Виндзор, быть может,