Дом на краю темноты. Райли Сейгер

что мои родители не врали мне большую часть моей жизни и что эта ложь не стала частью того, кем я являюсь.

      Но нет, не могу.

      И бесполезно даже пытаться.

      – Ты же знаешь, что я должна, – говорю я.

      – Я знаю, что ты думаешь, что должна, – отвечает Элли. – Но это будет непросто.

      Мой план состоит в том, чтобы за лето привести Бейнберри Холл в порядок и потом продать его, надеюсь, с прибылью. Это будет не полная реновация. Уж точно не что-то такое обширное, что обычно мы делаем с Элли. Думаю, в основном нужно просто освежить это место. Новая краска и обои. Полировка дерева и укладка новой плитки. Восстановление того, что еще можно использовать, и замена того, что нельзя. В основном разворачиваться я буду только в тех комнатах, которые в принципе продают дом: ванные, кухня, хозяйская спальня.

      – Ты говоришь так, будто я никогда раньше не ремонтировала старый дом.

      От этого Элли вздыхает.

      – Я не об этом говорю.

      Она имеет в виду другую часть моего плана – поиск обрывков правды, которые, возможно, прячутся в каждом укромном уголке. Это главная причина, по которой она не ремонтирует дом со мной. На этот раз, как говорят в кино, это дело личное.

      – Я буду в порядке, – говорю ей я.

      – Говорит женщина, которая так и не вышла из своей машины, – отвечает Элли, констатируя факт, который я не могу отрицать. – Ты к этому готова? И я не про обои, образцы и всякое оборудование. Я про твое ментальное состояние.

      – Думаю, да, – это самый честный ответ, который я могу дать.

      – А что, если правда, которую ты ищешь, не там?

      – У каждого дома есть история.

      – И у Бейнберри Холл уже она есть, – отвечает Элли.

      – Которую написал мой папа. И меня тогда никто не спрашивал, но все же она преследует меня каждый день. И я должна хотя бы попытаться выяснить настоящую историю, пока у меня есть такой шанс.

      – Ты уверена, что я тебе там не нужна? – мягко спрашивает Элли. – Если не для моральной поддержки, то хотя бы просто из-за того, что старые дома бывают сложной работенкой. Мне было бы спокойнее, если бы у тебя там была помощь.

      – Я позвоню, если мне нужен будет совет, – пообещала я.

      – Нет, – отвечает Элли, – ты будешь звонить или писать хотя бы раз в день. А иначе я буду думать, что ты умерла в эпичной борьбе с огранкой стола.

      Когда звонок заканчивается, я выхожу из пикапа и подхожу к воротам, которые возвышаются надо мной по меньшей мере на пять футов. Такие часто бывают в психиатрической больнице или тюрьме. Их ставят не для того, чтобы не пускать людей, а чтобы держать их взаперти. Я нахожу ключ от замка, вставляю его и поворачиваю. Она отпирается с металлическим лязгом.

      Почти сразу же из темноты позади меня раздается мужской голос – настолько же хриплый, насколько неожиданный.

      – Если вы ищете неприятностей, то вы их только что нашли. А теперь отойдите от ворот.

      Я оборачиваюсь, мои руки подняты, как у грабителя, пойманного за преступлением.

      – Простите. Раньше я жила здесь.

      Фары грузовика, направленные в центр