Нелюдь. Дмитрий Витальевич Шелег

зло подумал я, – пока что».

      – Мы вообще-то по делу пришли, – сказал я и показал монету.

      Том, увидев номинал монеты, сразу же изменился в лице и, улыбнувшись, протянул руку.

      – Нет-нет, – замотал я головой, пряча монету, – сначала еда, а потом деньги.

      – Да ты что, оборзел, сосунок?! – взвизгнул Том. – Ты мне условие ставишь?!

      – Как ты мог об этом подумать, Том?! – с притворным удивлением спросил я. – Разве ты не знаешь, как серьезные люди делают дела?

      – Конечно, знаю! – возмутился он. Глядя на Тома, лично я понял, что он совершенно ничего не понимает, но, услышав о серьезных людях и крутых делах, сразу закивал головой, марку же нужно держать.

      – Ну тогда и глупых вопросов не задавай! У серьезных людей сначала показывается товар, а уже потом за товар платятся деньги. И когда ведешь дело с серьезными людьми, ты всегда остаешься уверен в том, что товар – самого высшего качества.

      Том, приняв горделивую позу, кивнул. Отчего я чуть не засмеялся.

      – Я сейчас, – сказал он и, развернувшись, пошел в трактир.

      Только за ним закрылась дверь, как ко мне подскочил Гнат и, больно схватив за плечо, развернул к себе.

      – Ты что творишь?! – зашипел он мне в ухо. – Том – единственный, кто продает нам пайку! Ты хочешь его разозлить?!

      – Вот поэтому вам все так дорого и продают, – спокойно ответил я, глядя ему в глаза, и яростно закончил: – А я себя поиметь не позволю! С такими, как он, всегда нужно характер показывать, а то так и будешь всю жизнь ему переплачивать, да еще и благодетелем считать.

      Дверь открылась, и Гнат медленно отпустил меня. В руках Тома оказались большой кусок мяса и буханка свежего хлеба, от запаха которого у меня моментально потекла слюна. Но я взял себя в руки и с очень недовольным видом посмотрел на то, что принес Том.

      Долго смотрел на мясо, нюхал его и что-то недовольно бухтел себе под нос, потом взял хлеб и скривился еще больше.

      – Вы что, в муку опилки добавляете?! – возмущенно начал я. – Ты мне что, дерево жрать предлагаешь?!

      – Что?! – возмутился Том. – Ты охренел! Какие опилки! Ничего мы не добавляем.

      С широкой ухмылкой я многозначительно покивал головой, мол, ну конечно, не добавляете, а потом сделал лицо удивленным, спросил: – А где еще столько же?!

      Том побелел и только молча то открывал, то закрывал рот…

      «Это тебе за противный смех», – мстительно подумал я.

      – Да ты что, оборзел вконец?! – начал Том, набрав достаточно воздуха. – Да я тебя… – и неожиданно замолчал.

      Потому что я, резко приблизившись к нему, достал нож и приставил его к тому месту, где у этого урода был детородный орган.

      – Еще одно слово – и до конца жизни женщин будешь только языком удовлетворять!

      Том попытался что-то сказать, но я надавил на нож, и он резко замолчал.

      – Если понял, кивни.

      Он кивнул.

      – А теперь