Казачий алтарь. Владимир Бутенко

подол, вразумила:

      – Не гневи Бога! Наше никуда не денется.

      С превеликим трудом дважды пробирались сквозь людское скопище. Вскинуть мешки на тачку помог дед Кострюк. Под тяжестью груза заунывно заскрипели колеса. По дорожной пыли катить повозку оказалось трудней трудного. Лидия встала между оглоблиц, налегла животом на поперечину, Полина Васильевна толкала сзади. Так, в две бабьих силы, и плелись до дому целых полчаса. Пшеничный дух, проникавший сквозь мешковину, не радовал, а смутно томил…

3

      Перед зарей к Шагановым постучались.

      Лидия первой вскочила с кровати, вышла из спаленки в зал. Всего одно окно не было закрыто снаружи ставнями, она глянула через тюлевую занавеску во двор. Потревоженная свекровь скрипнула сеткой кровати, оторвала от подушки голову:

      – Стучали?

      – Женщина какая-то. Не нашенская.

      – Носит ее шут спозаранку! Выйди.

      Лидия натащила юбку, отвела с лица разметавшиеся волосы и босиком зашлепала в горницу. У двери ее перехватил Тихон Маркяныч, выбежавший из своей боковой комнатенки в кальсонах и нательной рубахе. Заломленная, путаная борода придавала старому казаку вид грозный.

      – Ктой-то? Немцы?!

      – Тише… – Лидия показала рукой на сынишку, спавшего в сладком забытьи на топчане. – Беженка.

      – А-а… Тоды тури ее в три шеи! Зараз таких гостей со всех волостей.

      На всякий случай он проводил невестку до входной двери. Нащупал у стены припасенный топор.

      Близ крыльца ждала, опустив голову, горбоносая девушка в клетчатом платье. В правой руке, повисшей плетью, она держала какой-то диковинный кожаный футлярчик. У ног стояла дерматиновая сумка. Стройная, узколицая, незнакомка глянула щуркими, серовато-зелеными глазами и сбивчиво заговорила:

      – Здравствуйте! Извините, что разбудила… Немцы напали на нашу колонну. Танками давили… А до этого самолеты… Попутчицу мою, Граню, осколком… Я из Ворошиловска. Учительница. Вторые сутки в дороге… Надеялась добраться до Сталинграда… Будьте добры, разрешите у вас побыть хотя бы до вечера.

      Ежась от утренней прохлады, Лидия спустилась по ступеням, кивнула: «Проходи», – и неторопливо открыла дверь летницы, закинула на нее цветастую занавеску. Дневная духота из кухни выветрилась через открытую форточку. Пахло тем здоровым, кисловато-ситным духом, какой привычен для казачьих жилищ.

      – Ставь торбу вот сюда за печку, мы ее не топим. А это что у тебя за штуковина?

      – Футляр со скрипкой.

      Освободив руки, гостья устало села на табурет у стола. Лидия, ощущая на себе ее пристальный взгляд, налила в миску окрошки, отрезала от хлебины ломоть, положила на стол пяток подвяленных красноперок.

      – На дворе, возле печуры, навесной рукомойник и полотенце. Обмылок на полочке. Умойся с дороги. А я пойду, оденусь и заплетусь, – потеплевшим голосом сказала Лидия. – Не стесняйся. Чем богаты, тем и рады. Тебя как зовут?

      – Фаиной.

      – Меня Лидой… Гм, надо же… Жулька на тебя ни