Хватка. Алексей Викентьевич Войтешик

с уважением проскрипел старик, – так воны, що, по самолетам пуляють?

      – Ага.

      – А-ну, глянь, – дед привстал, и указал вдаль коричневым от табака пальцем, – во-о-о-н над лесом мотается, ни самолет случаем?

      Чайка тоже поднялся:

      – Он, – подтвердил сосед, – вот же… Помяни беса, так он и объявится.

      – Можеть, наш, раз сюда не летит?

      – Да кто его отсюда разберет? – Приглядываясь, пожал плечами Каленик. – Больно маленький, как стрекоза. А во, поворачивает. Давай, дед, еще подымим, посмотрим, чего будет…

      Черное пятнышко самолета спустилось ниже и вскоре скрылось за деревьями. Слышался только приближающийся гул его мотора. И вдруг! …Оба соседа от неожиданности пригнулись. Со стороны старой колхозной каморы так оглушительно захлопало, что со всех деревьев вспорхнули птицы. Казалось бы, с эдаким грохотом самолету никак не уцелеть, а он, размалеванный гадючьим узором, выскочил над колхозным правлением и, качая крыльями с крестами, целехонький, спокойно потянул в сторону Умани.

      – Эх, зря отпустили, – едко заметил дед, впечатленный стрельбой зенитной пушки, – махнет зараз к своим, нажалуется. Прилетят те, здоровые, что высоко ходют, закидають нас бомбами.

      – Это да, – не стал спорить Каленик и тихо добавил, – грех, конечно, такое говорить, но ежели останутся тут военные, наверняка перепадет всему Легедзино. Самолет тот, видать, разведчик был. Правду говоришь. Зараз слетает, сукин сын, и позовет сюда немцев.

      Ты, дед, это…, ежели что, тикай в погреб к Бараненкам. Хоть и не глубоко, а все не в хате сидеть. Подпола-то у тебя нет? Ваши калитки напротив, добежать успеете с бабой Евдохой. Знаешь же, как схлестнутся те и эти, нашим мазанкам несдобровать. Глинобитке и гранаты хватит, не то что бомбы.

      – Да как же? – Заволновался старик Фока. – Пойти к ним? Проситься? Так вроде еще и не погорельцы, хата ж пока есть. Чего зарань бежать? Соромно как-то…

      – Потом поздно будет, дед, а не соромно, – резонно заметил Чайка. – Ни хаты, ни вас не останется. А вон, эй! Петрок! – Замахал рукой Каленик. – Беги сюда, хлопче…

      Из соседского огорода поднялся и послушно побрел на зов соседей нескладный паренек, коему лишь пару годков не хватило, чтобы попасть под мобилизацию. Про таких говорят: «телом уж мужик, а силы в жилах – пшик!»

      – Чего, дядька Каленик? – Таким же несуразным, как сам, неустоявшимся баритоном спросил он.

      – Мать-то дома? – Поинтересовался Чайка.

      – Дома, – ответил Петрок, – и баба, и дед дома.

      – О, то дело, – поднялся добровольный проситель за деда Фоку и его супругу, – пойду. Поговорить с ними надо. А ты, Петруха, чего огородами лазишь?

      – Да там, – замялся хлопец, – у леса солдаты загонов наколотили из тонкого осинника. Ходил смотреть.

      – Загонов? – Удивился Каленик. – А на кой?

      – Для собак?

      – Для наших собак? – Выпучил глаза Чайка. – Что они, сдурели рекруты эти?

      – Да не, дядько, – вздохнул оголец, –