Семейный круиз. Аманда Эйр Уорд

красовались ряды старинных кирпичных домов, в то время как район Лэндингс[23] застроили современными унесенноветренными постройками – столь огромными, что в каждом из них могло проживать по целой Таре Уильямс[24]. Квартира Шарлотты находилась в районе, состоящем из нескольких кондоминиумов – строго напротив девятой лунки «Оленьего ручья»[25]. Припарковав свой «Фольксваген Рэббит», она откинулась на сиденье, радостно предвкушая, что когда поднимется по трем ступенькам к своей двери и, войдя в дом, крикнет «Есть тут кто-нибудь?», услышит ответ на свой зов. К ней приехала ее Ли.

      Когда ей принесли ее первенца, ее маленькую Ли, Луиза уже была тут как тут. Она суетилась, расхаживая по палате, поправляя цветы в вазе и беспрестанно тараторя, что Шарлотта должна быть благодарна ей за то, что она, Луиза, настояла на полусне[26], который на самом деле к тому времени уже почти не применялся. Как и предупреждали критики этого метода обезболивания, Шарлотта годами потом страдала от его последствий: сколько ни вкалывай морфия, мозг все равно все запомнил. В разоблачающих статьях писалось, что находящихся в полусне орущих от ужаса рожениц привязывали к гинекологическим креслам, пока врачи преспокойненько занимались своим делом в полной уверенности, что никаких воспоминаний не останется.

      Медсестра вручила дочурку Шарлотте, когда та еще не отошла от лекарств. Малышка впилась в нее взглядом пронзительно голубых глаз. Шарлотта посмотрела на нее тогда и подумала: Наконец-то в мире появился человечек, предназначенный только для меня. Шарлотта улыбнулась дочке, и та закрыла глаза. Волна счастья и гордости окатила Шарлотту, и она даже всплакнула.

      – Вы только посмотрите, – сказал появившийся возле кровати Шарлотты Уинстон. Он пах сигарами, которыми угощал других и которые курил сам перед телевизором в комнате ожидания. Лицо его смягчилось и покрылось легким румянцем. Он был счастлив – по крайней мере, в данный момент. На секунду в мозгу Шарлотты, словно пламя от его серебряной зажигалки, вспыхнула надежда, что, возможно, это дитя сможет излечить его. Они уже заранее придумали для девочки имя: Элизабет Лир. Элизабет – в честь бабушки Уинстона, Лир – в честь их любимой шекспировской пьесы, которую они смотрели в Париже, в театре под открытым небом – на заре своего знакомства. Но уже через несколько дней Элизабет Лир стала просто Ли.

      – Вы только посмотрите на нашу девочку, – сказал Уинстон.

      Шарлотта кивнула, крепко прижав к себе ребенка. Она еще подумала тогда: Не наша, а моя.

      Но когда Шарлотта поднялась по трем кирпичным ступенькам и крикнула «Есть тут кто-нибудь?», никто не ответил. Ли все еще спала. Шарлотта переоделась в слитный купальник и махровый халат, закинула в пляжную сумку со своей монограммой два полотенца, три любовных романа и уселась читать New York Times. Когда она пролистала газету до середины, появилась сонная Ли в неглиже. Разговаривая с кем-то по сотовому, она налила себе чашку кофе и пошла обратно в комнату, махнув Шарлотте и извинительно указав на телефон. Как будто можно обсуждать

23

Премиальное комьюнити в юго-восточной части города Саванна.

24

Американская баскетболистка.

25

Поле для гольфа.

26

Способ обезболивания родов.