Воин Чёрного Дракона. Николай Коростелев

давайте!» – решительно согласился ОН. И они отомстили…

      Устало откинувшись на подушку, ОН с наслаждением закурил. ОНА, поправив чуть поехавшую причёску, забрала у него папиросу и затянулась. Затем медленно выпустила струйку дыма, томно потянулась и сказала: «Ты знаешь, я такая мстительная. Так бы мстила и мстила…» «А я отходчивый, – лениво перебил ОН, – раз отомстил и достаточно».

      Марина улыбнулась, а потом хитро посмотрела на Андрея и, понизив голос, тихо сказала:

      – Я ведь тоже мстительная.

      И задиристо засмеялась.

      Андрей даже через сукно мундира почувствовал жар её тела. Голова слегка кружилась то ли от коварного вина, то ли от дурманящей близости удивительно красивой и нестерпимо желанной женщины.

      Вечер подходил к концу. Гости засобирались по домам. Будто не желая отпускать их, закапал дождь. Леонид по обязанности хозяина, накрывшись дождевиком, выскочил на улицу, поймал закрытый экипаж и подогнал его к подъезду.

      – Разрешите проводить вас? – обратился Андрей к Марине.

      – Окажите любезность, – согласилась она.

      Они попрощались с семейством Гобято, сели в экипаж и оказались наедине. Экипаж тронулся и мягко покатил по мостовой. Карету слегка покачивало. Андрей затаил дыхание. Он чувствовал, что она здесь, совсем близко, в этой движущейся тёмной коробке. За зашторенными окнами мелькали редкие фонари, лишь на мгновение освещая её силуэт. Он ощущал теплоту её плеча, но не мог выговорить ни единого слова. Все мысли были парализованы непреодолимым желанием заключить её в объятия.

      Что будет, если я осмелюсь?

      Он вспомнил свои весьма пикантные анекдоты, её игривую реакцию на них и исполнился решимостью, но опасение потерять её расположение удерживали его. Она забилась в угол и, затаившись, молчала. Он мог бы подумать, что она задремала, если бы не видел, как блестят её глаза в отсветах редких уличных фонарей.

      О чём она думает?

      Он чувствовал, что нельзя нарушать молчание, что одно слово, одно-единственное слово может всё испортить, а для решительной атаки не хватало смелости.

      Вдруг он почувствовал, что она шевельнула ногой. Достаточно было этого чуть заметного движения, резкого, нервного, нетерпеливого, выражающего досаду, а может быть, и призыв, чтобы он весь затрепетал и потянулся к ней, ища губами её губы, а руками её тело. Она слабо вскрикнула, попыталась выпрямиться, высвободиться, оттолкнуть его. Но быстро, как бы не в силах сопротивляться, сдалась. Её рука обхватила его шею, а голова откинулась назад, подставляя себя его губам.

      Весь горя, он покрывал поцелуями её глаза, плечи, шею. Одна рука его придерживала её за талию, а другая заскользила по бедру, нежно лаская и опускаясь всё ниже. Вот она добралась до краешка платья, проникла под него и коснулась шёлка тонкого чулка. Марина судорожно вздохнула, но руку его не убрала и стала отвечать на поцелуи. Сначала робко, потом всё смелее, горячо, жадно, с возрастающей страстью. Почувствовав в её действиях поощрение, он заскользил по чулку