Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. Турсун Икрамович Султанов

не смел доложить ему о каком-нибудь деле, не будучи спрошен (Джувайни, изд., Т. 1. С. 213)²²²³. Подробные сведения о характере Гуюка сообщает Иоанн де Плано Карпини, встречавшийся с ханом после коронации: «Самому же императору, возможно, было сорок или сорок пять лет или чуть больше; роста он был среднего; чрезвычайно рассудительный, невероятно хитрый с очень тяжелым и суровым характером. „Никто никогда не видит его непринужденно смеющимся либо совершающим легкомысленный поступок“, – говорили нам христиане, которые постоянно с ним пребывают» (LT, IX. 43)[4].

      Раз мы начали говорить о природных качествах и нравах нового великого хана, то к сказанному выше следует добавить, что Гуюк, как и его отец Угедей, был алкоголиком, тратил дни и ночи на пьянство и разврат и скончался 43 лет от роду весной 1248 г. Гроб с телом Гуюка перенесли в долину Эмиля (река на Тарбагатае, в северо-восточной части нынешнего Казахстана), где была его коренная ставка, и предали земле.

      Чингиз-хан завещал своим детям согласие и единодушие. Но уже вскоре после смерти основателя монгольской династии в его роде появились распри и возникли враждующие между собой группы. Как отметил В. В. Бартольд, со ссылкой на монгольское сказание (1240 г.), против Гуюка и всего потомства Угедея выступала сильная партия монгольской аристократии, склонявшаяся на сторону первого регента Монгольской империи Тулуя (ум. 1233) и его сыновей. В конце тридцатых годов XIII в., во время похода монголов в глубь Европы, в «золотом роде» Чингизидов произошел новый раскол: Бату, глава Улуса Джучи, смертельно поссорился с Гуюком, старшим сыном великого хана Угедея, и царевичем Бури, внуком Чагатая, сыном Мутугена от служанки. В «Сокровенном сказании» эта ссора Чингизидов описана так (приводим отрывок из источника в переводе Н. П. Шастиной): «Когда войско возвратилось, то был устроен пир, на котором присутствовали все князья. Будучи старшим, я (рассказывает Бату) одну или две чаши вина выпил раньше других. Бури и Гуюк рассердились, покинули пир и, садясь верхом на своих лошадей, бранили меня в то же время. Бури сказал: „Бату не выше меня, почему он пьет раньше меня? Это старая баба с бородой. Одним ударом я могу опрокинуть его наземь“. Гуюк сказал: „Он старая баба с луком и стрелами. Я прикажу избить его палкой!“. Другой предложил привязать мне деревянный хвост».

      Эта пьяная ссора обошлась недругам Бату очень дорого: потомству Гуюка она стоила царства, а царевичу Бури – жизни; впоследствии, при Менгу-хане (правил в 1251–1259 гг.), Бури был выдан оскорбленному им Бату и по его приказу казнен. Но все по порядку.

      Согласно сведениям Джувайни и Рашид ад-Дина, когда наступил новый (1248) год, великий хан Гуюк заявил о своем желании отправиться в свой родовой удел на Эмиле, где климат будто бы был более благоприятен для его слабого здоровья. Весной, когда погода склонилась к теплу, он со своим войском выступил в те пределы. Соркуктани-бики, вдова Тулуя, отправила нарочного и предупредила Бату, главу Улуса Джучи, что великий хан имеет против него враждебные намерения.

4

Iste autem imperator potest esse quadraginta vel quadragintaquinque annorum aut plus, mediocris est stature, prudens est valde, et astutus nimium et multum seriosus, et gravis in moribus; nec unquam videt homo eum de facili ridere vel facere aliquam levitatem, sicut nobis christiani dicebant qui assidue morantur cum eo (LT, IX. 43).