30 Minuten Krisenkommunikation. Karsten Eichner

«Совет» их весьма боится; глава – Бармаш, вполне сумасшедший кавказец.

      В Севастополе «атаман» матросов – некто Ривкин, аршин ростом, клоками борода; участвовал во многих ограблениях и убийствах; «нежнейшей души человек».

      Очень многие всегда делают теперь вид, что будто имеют такие сведения, которых ни у кого нет.

      В кофейне Филиппова видели будто бы Адрианова, бывшего московского градоначальника. Он будто бы один из главнейших тайных советников в «Совете рабочих депутатов».

      25 февраля.

      Юрка Саблин – командующий войсками! Двадцатилетний мальчишка, специалист по кэк-уоку, конфетно-хорошенький…

      Слух: союзники – теперь уже союзники! – вошли в соглашение с немцами, поручили им навести порядок в России.

      Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:

      – Вставай, подымайся, рабочий народ!

      Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские.

      Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem»[2]. На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно.

      И при чем тут Марсельеза, гимн тех самых французов, которым только что изменили самым подлым образом!

      26 февраля.

      Не то мужик, не то рабочий вслух разбирает на углу Поварской объявление о газете «Вечерний час», читает имена сотрудников. Прочитал и сказал:

      – Все одна сволочь. Прославились!

      Из редакции «Русских ведомостей»: Троцкий – немецкий шпион, был сыщиком при нижегородском охранном отделении. Это опубликовал в «Правде» Стучка, по злобе на Троцкого.

      27 февраля.

      Опять праздник, – годовщина революции. Но народу нигде нет, и вовсе не потому, что опять нынче зима и метель. Просто уже надоедает.

      Какая-то дикая и жуткая ерунда: у нас весь день сам собой звонит, не умолкая, телефон и из него сыплется огонь.

      «Разбегаются! Карахан назначен послом в Константинополь. Каменев – в Берлин…

      Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая – то интернационал, то «русский национальный подъем».

      28 февраля.

      Опять зима. Много снегу, солнечно, стекла домов блестят. Вести со Сретенки – немецкие солдаты заняли Спасские казармы.

      В Петербург будто бы вошел немецкий корпус. Завтра декрет о денационализации банков. Думаю, что опять-таки это все сами большевики нас дурачат.

      А телефон и нынче звонит – трещит, звонит и сыплет красные огненные искры!

      1 марта. Вечер у Шкляра.

      Идя к нему, видели адвоката Тесленко. Подъехал к своему дому на красной лошади. Приостановились, поздоровались. Бодр, говорит, что большевики заняты сейчас одним: «награбить как можно больше денег, так как сами отлично знают, что царствию их конец».

      У Ш<кляра>, кроме нас, Дерман и А. Е. Грузинский.

      Грузинскому рассказывал в трамвае

2

«Осторожно, злодеи» (лат.).