Боевой 1918 год. Владислав Конюшевский

трусят по своим делам. Кстати, наличие свободно гуляющих кур говорит о том, что голода здесь еще нет. В противном случае их хрен бы кто со двора выпустил. Значит, временные рамки можно несколько сузить, в вилке от семнадцатого до девятнадцатого года. Ну, я так думаю…

      Ближе к центру стали встречаться и каменные строения. Некоторые даже двухэтажные. Заборы, что характерно, стали гораздо ниже, а местами вообще превратились в декоративный штакетник. Интересно, у нас обычно наоборот – чем богаче владелец дома, тем забор выше. Но здесь, видно, богатеи еще не пуганые. Еще обратил внимание на то, что по сторонам дороги появились деревянные тротуары.

      Людей тоже хватало. И на окраине, и в центре. Одетых бедно и побогаче. Много было народу в военной форме. Транспорт (исключительно гужевой) присутствовал. Гадил этот транспорт весьма активно, но я увидел, как облаченный в серый фартук мужик (наверное, дворник) довольно шустро собирал следы жизнедеятельности в большой совок. Интересно, а на въезде не наблюдал, чтобы так шуршали, и лошадиные лепехи спокойно себе лежали посередине дороги.

      А мы тем временем, миновав небольшую церковь (возница, глядя на нее, размашисто перекрестился), свернули куда-то влево и вскоре остановились перед здоровенными воротами. Забор тоже внушал. Эх! Чувствуется казенный дух. За оградой – двухэтажное, в обшарпанной побелке здание. На окнах решетки. Во дворе (судя по солидному гавканью) сидит барбос. И не один. Помимо барбосов, есть и люди. Слышны голоса и связующий слова незамысловатый мат.

      Возница через окошко в воротах быстренько договорился о пропуске внутрь. После чего, оставив меня под охраной своего казака, подкрепленного подошедшим местным солдатом, старый удалился внутрь здания. Правда, перед этим, кивнув в сторону деревянной будки, стоящей в дальнем углу большого двора, велел молодому:

      – Этого мычальника до сортира проводи. А то он ерзал сильно.

      Я, в общем-то, уже был не против посетить подобное заведение, поэтому двинул без возражений. Сортир оказался самым обыкновенным. Ничем не отличающийся от своих собратьев из будущего. Единственно, там не было ни газет, ни туалетной бумаги. Вместо этого стояла корзина с соломой. Блин! Представив себе процесс подтирания ломкой и колючей соломой, я передернулся. Тут, наверное, особо прокачанный скил нужен, чтобы подобное перенести. А старый анекдот, где говорилось – «могу предложить только наждачку», – заиграл новыми красками. Возрадовавшись, что мне только по-маленькому, быстренько сделал свои дела и был возвращен к телеге. Тем временем местный боец, которому наскучило стоять просто так, поинтересовался у казака:

      – А чегой-то он у вас в одном мешке? Даже споднего нету.

      Станичник, уже успевший скрутить самокрутку, затянулся, сплюнул и важно ответил:

      – Дык и мешок наш. А ентого мы вообще в чем мать родила нашли. Вот и дали чой-нить срам прикрыть.

      Солдат не унимался:

      – А чо мешок-то? У вас в телеге вона сколько барахла…

      Казак ощетинился:

      – Ты