Боевой 1918 год. Владислав Конюшевский

на офицера. Тот подобного фортеля никак не ожидал и, получив кулаком в горло, вместе со мной свалился на другую сторону лошади. А я, выдернув из кобуры наган, начал стрелять по солдатам. Не… стреляю я обычно хорошо. Но тут против меня играли два обстоятельства. Во-первых, у нагана очень тугой спуск, и без предварительного взвода продавливать спусковой крючок достаточно тяжело. Во-вторых, офицерик не упал на землю, а зацепился ногой за стремя. Револьвер же был шнурком прицеплен к кобуре. Лошадь дергалась как сволочь, и вся это конструкция – стремя-нога-кобура-наган – дергалась вместе с ней.

      Поэтому первую пулю я влепил в дальнего солдата. Вторую получила лошадь, везущая телегу. Лошадь заорала почти человеческим голосом и стала прыгать, дергая с недюжинной силой наш шарабан. Третья пуля ушла в молоко. Четвертая в солдата, который уже целился в меня, но медлил, опасаясь попасть в командира. Тут раздался выстрел из винтовки, глухой звук попадания, после чего лейтенантская кобыла, визгливо заржав, рванулась в сторону так, что наган птичкой вылетел из руки. А мне ничего не оставалось делать, как броситься на бойца, который в этот момент лихорадочно дергал затвор.

      Солдат оказался опытным, потому что, увидев, бегущего противника, плюнул на заклинивший затвор и взял винтовку так, чтобы насадить вражину на штык. Но он никак не ожидал, что в последний момент я просто упаду на спину, пропуская удар над собой, и, скользнув по влажной земле, со всей силы ногой влеплю ему по причиндалам. Конвоир, роняя оружие, стал падать, а я, подхватив винтовку, ткнул в неожиданно податливое тело штыком и развернулся в сторону четвертого, который изначально сидел на телеге.

      Но там никого не было. Вернее, опасности не было. Телега стояла пустая и как-то странно перекособоченная. Запряженная в нее лошадь никуда не делась, но подгибала заднюю ногу. Бурцев, внешне вполне целый, с ошарашенным видом крутил головой. На земле, не двигаясь, ничком лежал спекулянт. Рядом – солдат, из горла которого слабыми толчками выбивалась кровь. Горец сидел тут же, и вся борода у него была в крови. Охренеть! Он его что – загрыз?!

      Ну, с этим позже разберемся, а сейчас, не выпуская винтовку из рук, я сбегал к лежащей метрах в тридцати лейтенантской лошади. Так. Коняшка отмучилась. Ее владелец тоже, так как падающая лошадь ему свернула шею. А что с остальными? Двое солдат – наглухо. Тот, которого я ткнул штыком куда-то в район задницы, просто без сознания. Секунду постояв над ним, решил – не… не наше это. Добивать точно не буду. Пошел к арестантам. М-да… Спекулянт заколот штыком. Солдату действительно перегрызли горло. У абрека вся морда в крови. И почему-то штанина. Похоже, ноге досталось. Охлопав убитых бойцов по карманам, нашел нож. Перерезал веревки сначала бандиту (тот тут же занялся раной), а потом и активно блюющему Бурцеву.

      После чего позаботился о себе. Нет, к мешку я уже как к родному привык, но гардеробчик сменить просто необходимо. Благо сумерки, никого из посторонних не видно, да и мы достаточно далеко от дороги. А если кто услышит выстрелы,