Всего один взгляд. Невиновный. Харлан Кобен

Ее ранец стоял рядом с кроватью. Порывшись в нем, она вытащила школьный журнальчик, развернула и предъявила отцу.

      – Мы пишем стихи, – сказала она. – Я сегодня один начала.

      – Супер, прочитай!

      Эмма густо покраснела от волнения. Джек тоже залился румянцем. Кашлянув, она начала:

      Баскетбольный мяч, а мяч,

      Почему ты круглый?

      Потрясающе бугристый

      И нигде не впуклый?

      Теннисный мяч, а мяч,

      Почему ты так свистишь,

      Когда, с размаху получив ракеткой,

      Через сетку ты летишь?

      Грейс наблюдала за ними с порога. Свободного времени у Джека с недавних пор стало катастрофически мало. В принципе она не возражала – тишина в доме давно стала редкостью. Ей требовался покой. Одиночество, предвестник скуки, стимулирует творческий процесс, поэтому настоящий художник сознательно доводит себя до такой степени уныния, чтобы пришло вдохновение. И оно приходит как миленькое. Знакомый писатель говорил Грейс, что, если уткнешься в сюжетный тупик, лучшее средство – почитать телефонный справочник: когда доходишь до озверения, муза обычно является прочистить трудовые завалы в мозгах.

      Эмма закончила читать стихотворение. Джек, подавшись назад, выдохнул:

      – Ух ты!

      Эмма скорчила мину, которая означала: она гордится собой, но не желает это показывать.

      – Это самые лучшие стихи, какие я слышал, – искренне сказал Джек.

      Эмма выразительно пожала плечами:

      – Только два куплета.

      – Значит, это самые блестящие две строфы, какие мне довелось слышать в жизни.

      – Завтра еще о хоккейной шайбе напишу.

      – Кстати, о хоккее…

      Эмма села в кровати:

      – Что?

      Джек улыбнулся:

      – Я взял билеты на «Рейнджеров» в «Гарден» на субботу.

      Эмма, член малышовой спортивной «группировки», фрондировавшей против фанаток новой мальчишечьей рок-группы, издала восторженный вопль и снова повисла у отца на шее. Джек улыбнулся и с удовольствием обнял дочь. Они обсудили последние успехи команды и подсчитали шансы на победу над «Миннесота Уайлд». Через несколько минут Джек высвободился из объятий дочери, сказал, что любит ее, услышал ответ, что она тоже, и пошел к двери.

      – Хочу что-нибудь съесть, – прошептал он Грейс.

      – В холодильнике остатки курицы.

      – Почему не переоденешься во что-нибудь более удобное?

      – Надежда умирает последней.

      Джек удивленно изогнул бровь:

      – Все еще боишься, что ты для меня недостаточно привлекательна как женщина?

      – О, кстати, напомнил…

      – Что?

      – Кое-что о вчерашнем кавалере Коры.

      – Ничего хоть кавалер попался?

      – Я спущусь через секунду.

      Джек с недоумением взглянул на жену и стал спускаться по лестнице, что-то негромко насвистывая. Грейс подождала, пока дыхание дочки не станет ровным и глубоким. Выключив