Волны идут. Полина Полежаева

света, осторожно пробираясь среди людей. Вид собравшихся, их сгорбленные фигуры, будто брошенные на скамейки и ящики, напоминал Глебу сюжет новостей о беженцах или тех, кто прячется по подвалам от бомбежек в какой-нибудь из тех стран, где война, кажется, не заканчивается никогда.

      И тут в углу зала он увидел Лору в окружении то печальных, то взбудораженных, то совершенно равнодушных лиц своих подопечных. Она не видела его приближения, и несколько мгновений Глеб наблюдал за ее плавными жестами и медленными движениями губ. Атласная юбка переливалась в свете огней, словно на самом деле была стальной. Получался эдакий святой рыцарь-служитель церкви, оберегающий свою паству.

      – Мария, это вы! – вдруг воскликнула Лора, едва завидев старуху. Голос ее сразу изменился, стал куда резче. – Мы уже заволновались! Времени, похоже, совсем немного осталось.

      Лора взглянула на Глеба и улыбнулась, будто ждала и точно знала, что он вернется.

      – Ну, не очень-то и заволновались! Наша старушка и сама не пропадет, и побрякушки свои не забудет, – раздался голос со странным южным акцентом. Только сейчас Глеб заметил коляску, пристроившуюся в тени за людьми из приюта, и самого Франческо. Тот, видимо, давно за ними наблюдал и таращил на Глеба белесые глаза.

      – Ты просто старый болван, если считаешь это побрякушками! – Мария вдруг перешла на очень недурной английский. – И сама не пропала, и товарища Макова привела.

      Глеб пожал плечами – сейчас он мог называться как угодно, и собственное имя заботило его меньше всего. Он вдруг понял, что едва держится на ногах.

      – Можно я…? – спросил он, указывая на место рядом с Франческо, и почти что рухнул на ящики. На его лоб опустились ледяные пальцы, отчего по шее пробежали мурашки, а во рту появился отвратительный привкус мокрого железа. Тело била мелкая дрожь.

      – Надо позвать Эрика, – Лора, наконец, отняла свою холодную, как сама смерть руку, а голос ее донесся до Глеба уже через сонную пелену.

      – Не надо, я в порядке, просто немного устал, – пробормотал Глеб, удивляясь, как всего минуту назад умудрялся стоять на ногах.

      – Настырный юноша, – скрипнула старуха. – Такая гордость и сводит людей в могилу.

      Тот не пытался возразить. Лица и свет поплыли перед его глазами, сливаясь в одно грязное пятно.

      Слабые удары по щекам привели его в чувства настолько болезненные, что от них хотелось поскорее провалиться обратно в небытие. Прямо перед его глазами кружила довольно ухоженная борода и задумчиво поджимала тонкие губы.

      – Нервное и физическое истощение. Переохлаждение. Множественные ссадины, серьезных травм нет. Температура… Да. Что ж… Компресс, давать как можно больше воды. Ну, и, разумеется, покой, – бормотала борода, оказавшаяся довольно смышленой. Картина становилась все четче и вот к ней прибавилось немолодое лицо, смотревшее на Глеба из-за очков в тонкой золотой оправе.

      – И пусть поест немного, если сможет. Через пару дней поставим его на ноги, – мужчина поймал его взгляд,