Война и потусторонний мир. Дарья Раскина

ручках шелковых кресел.

      Внезапно дверь справа распахнулась. Из нее, обмахиваясь крошечным веером, выскользнула молодая дама в роскошном бальном платье густого вишневого цвета. Высокую прическу ее удерживала золотая лента и пара ярких, будто бы даже горящих перьев, а винные рубины лежали на белой груди, словно на атласной подушке. Но удивительнее всего было лицо – совершенно бескровное, словно у статуи, с глубокими искрасна-черными глазами. Глаза эти были совсем как у Штефана Карловича, посла, сравнившего мертвых гусар со свининой.

      Увидев Константина, дама взвинтилась, будто легавая, почуявшая близкую куропатку.

      – Нет, ваше высочество, с вашей стороны это просто бессовестно – бросать нас в такой вечер, – попеняла она игриво, делая приглашающий жест, будто подгребая его лапкой поближе. – Вы и так скоро уедете к этой дикой холодной женщине, к этим лесным варварам. Подарите же нам напоследок хоть пару вальсов!

      Александра осторожно взглянула на Константина. Она ждала, что лицо его переменится, приобретет то восторженное и одновременно снисходительное выражение, которое обыкновенно возникает на лице мужчины, увидевшего красивую женщину. «Мне приятно с вами разговаривать, потому что в этом разговоре я сам себе приятен, ведь ваша красота делает комплимент моей наружности, а ваше простодушие – моему уму, вы лишь зеркало, в котором я сам себе кажусь лучше», – вот что чувствовалось в голосе и взгляде каждого мужчины. Даже Петр, отучившись в Париже, усвоил эту манеру – правда, применить ее на себе Александра не позволила. И вот теперь она выжидала, как с появлением дамы изменится цесаревич.

      На ее удивление, он ответил лишь поклоном.

      – Сожалею, графиня, срочные государственные дела.

      – Неужели они не могли бы подождать до завтра? – Тонкое лицо графини вдруг испортилось настоящим испугом: – Это не война?

      – Нет-нет, графиня. Не беспокойтесь.

      Графиня изящно всплеснула руками. Веер выскользнул из ее ладони и взболтнулся на жемчужной нитке.

      – Ах, последнее время я словно на иголках! Новости из дома все ужаснее. Цепеш в панике, отец твердит о войне. Эти бездельники и бунтари, захватившие столицу…

      – Они лишь просят вашего короля исполнить свое обещание.

      Жалостливая морщинка между бровей графини немедленно превратилась в хмурость.

      – В его положении… его вынудили подписать те глупые бумажки!

      – И все же его величество сам подписал декрет о Конституции. Разве не должен он быть верен своему слову?

      – Вы же не сочувствуете этим… головорезам?

      Графиня взметнула веером, взволнованно вдохнула – еще и еще – и вдруг замерла. Качнув пылающими перьями в прическе, она внимательно вгляделась в Александру.

      – Зачем портить такой вечер политикой, лучше танцевать, – сказала она вкрадчиво. – Раз уж вы заняты, ваше высочество, возможно, ваш милый гость останется на мазурку? – Небольшие, но острые клычки выглянули из-под ее улыбки.

      Константин сделал шаг