Железная роза. Мария Хомутовская

положила руку на его подрагивающее плечо.

      – Что ещё… Что ещё она сказала, Роззи?

      – Ничего, – она поглаживала его плечо. – Только про Лэмпшир и про Эскалибур. Сказала, что ехать надо как можно скорее. Ты думаешь, мне и правда стоит поехать?

      Филипп вытер лицо и снова приложился к бокалу. Он коснулся руки дочери.

      – Присядь, Роззи. Я расскажу, а ты сама решишь.

      Вернувшись на своё место, Розалин вся обратилась в слух.

      – Не ожидал я, конечно… Но, видимо, время пришло, – отец задумчиво покачивал бокалом. – Ты ведь знаешь, что Ньювасл – один из самых прогрессивных городов Ритании. Даже Рондон выглядит по сравнению с ним закоснелым стариком…

      Филипп бросил взгляд на дочь.

      – Так было не всегда. Это заслуга твоей мамы.

      Розалин вмешалась:

      – Я думала, это твоя заслуга, ведь это ты мэр Ньювасла!

      На это Филипп ничего не ответил. Он глотнул ещё виски, словно собираясь с духом, и продолжил:

      – Ты же изучала историю в школе? Что вам рассказывали про рабство?

      – Его запретили в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году. Это важная веха в истории и всё прочее, – отозвалась она. – Ты это хотел услышать?

      – Прошло пятьдесят лет, Роззи, – сказал Филипп. – Что такое пятьдесят лет по сравнению с многовековой историей?

      От этих слов Розалин ощутила, что её мир стал хрупким как стекло. Когда мама сказала про рабство и Лэмпшир, это было сном, странной игрой воображения. Только теперь Розалин ощутила страх, пугающую реальность происходящего. Это больше не сон, это происходит прямо сейчас.

      – Рабство существовало нелегально ещё многие годы, – говорил Филипп. – Ты ведь помнишь бабушку Анжелику?

      Розалин кивнула.

      – Она была одной из основательниц подпольной организации по борьбе с рабством, которая называлась «Экскалибур».

      Розалин ошеломленно смотрела на отца. Конечно, интеллигентная и строгая бабушка Анжелика отличалась от образа милой старушки. Но подпольная организация?..

      – Мы выслеживали работорговцев и освобождали людей из рабства, – сказал Филипп.

      Его глаза сурово сверкнули. Всего несколько раз Розалин видела его таким. С какими бы богатыми или высокопоставленными людьми ни общался Филипп, он вел себя одинаково: бывал и резок, и по-юношески порывист, но сговорчив. Но когда на его лице появлялся отблеск стали, значит затронут принципиальный вопрос, и ничто не заставит его изменить мнение или отступить от принятого решения.

      – Я ещё со школы знал, чем буду заниматься, – вспоминал он. – В шестнадцать лет я учился в медицинском. А на практику приходил к бабушке Анжелике. Твоя мама работала с бабушкой. Там мы и встретились.

      Он умолк.

      Не дождавшись продолжения, Розалин сказала:

      – Ты рассказывал мне об этом. Что мама на пять лет старше тебя. Что ты добивался её два года. Что она была врачом…

      – Не только врачом, – встрепенулся Филипп. – Она многое делала в нашей организации. И была очень предана делу. Ради спасения других она могла пойти на многое. И даже на смерть.

      По