Герои. Другая реальность (сборник). Олег Дивов

ж ты, – говорю, – дурочка!

      Еще повезло, что целую невредимую нашел ее, спасибо этой Шапке.

      – Куда ты забралась? Опять замок? Хватит с меня замков.

      А сам стараюсь в распахнутую дверь заглянуть – вроде как в замке темным-темно, потому как плющ на окнах...

      Шапка эта говорила, что замок заколдован, но Шапка, как я понял, вообще приврать здорова, есть такие особы, ни слова правды от них не добьешься. Травка приворотная, надо же!

      Алчность смертный грех, но я ж не то, чтобы обобрать хотел кого... Мне бы пару монет отыскать, или там, серебряный кубок, чтобы обменять его в трактире на сытный обед... мало ли что в пустом замке найти можно!

      Я Салли привязал покрепче, перекрестился и шагнул внутрь.

      Поначалу я думал, на полу ковер, потом понял, пыль... Может, ковер там тоже был когда-то, но давно истлел.

      На стене ржавое оружие висит, алебарды, пики перекрещенные... герб какой-то паутиной весь затянут...

      Ох, думаю, неладно дело-то. Замки у нас просто так не оставляют – один владетель уйдет, другой въедет, а тут за сто лет никто не озаботился поселиться, пыль подмести...

      Может, не так уж она врала, Шапка-то?

      Факел торчал на стене, я его снял, зажег – он вспыхнул, ну прямо как солома... Тени по потолку, точно летучие мыши, мечутся. Пустая зала, а посредине вроде как стол стоит.

      Подошел ближе – никакой это не стол. Здоровенное дубовое ложе, и на нем, вся в белом, спит девица. Причем, что характерно, все в замке сгнило, а она цела-целехонька, и даже, вроде, дышит. Или это у меня факел в руке дрожит?

      Молоденькая совсем, хотя, наверное, лет сто тут пролежала, свеженькая...

      Я ее даже целовать не собирался, вот те крест! Просто хотел проверить, есть ли дыхание.

      В общем, она хлоп! И открыла глаза.

      – Ты кто? – говорит.

      – Рене, сударыня.

      Она протягивает свои белые руки, берет меня за ворот, притягивает к себе, и целует. При этом платье ее истлевшее расползается и видно, что девица беленькая, пухленькая и весьма привлекательная.

      – Ах, – говорит она, переведя дух, – не иначе мне это снится.

      – Напротив, сударыня, – говорю я вежливо, – вы спали волшебным сном, а теперь проснулись. Нечаянно я вас разбудил, но, коль разбудил, полагаю, надо бы вам подняться. Обопритесь на мою руку!

      Она встает, несколько неуверенно, поскольку еще не обвыкла, и я на всякий случай отворачиваюсь, потому что вместо платья на ней одни лохмотья. Снимаю с себя куртку, накидываю ей на плечи. А сам думаю: «еще разжиться тут каким добром надеялся, дурак! Тут не то, что разбогатеешь, последнее отнимут».

      – Ничего не понимаю, – говорит девица, – где все? Где слуги? Где маман и папа? Почему темно так?

      – Заколдовали вас, сударыня, – говорю, – наверное, вы с какой-нибудь здешней ведьмой не поладили...

      – А, – говорит она, наморщив лобик, – было дело, одна уродливая старушенция все просилась, чтобы ее на праздник пустили. Но я велела не пускать. Я люблю, чтобы меня все красивое окружало. Говорят, она, когда выходила, через правое плечо плюнула и три раза обернулась