Реактор. Черная быль. Олег Александрович Якубов

. – Извольте, голубушка, выражаться ясно и точно, вы в конце концов медработник, а не торговка базарная, чтобы голосить тут истошно. – И словно устыдившись излишней резкости, добавил уже вполне миролюбиво: – Выкладывайте по порядку, что случилось и какой-такой проснулся Электроник, что об этом надо кричать во весь голос.

      – Так это, Геннадий Семенович, мы про себя того, что в колбе, так называем. Ну, фильм такой есть – «Приключения Электроника», неужели не видели?

      – Это вы, в силу своего весьма юного возраста, детские фильмы пока еще смотрите, а я про этого Электроника только со слов внука знаю. – Профессор внезапно запнулся и снова строго спросил: – Погодите, погодите, это вы что, Гелия Леонидовича Электроником прозвали?

      – Ну да, его, – смущенно подтвердила медсестра. – Я же говорю, проснулся он…

      – Быть такого не может, ему спать еще как минимум часа четыре. А ну, пойдемте, посмотрим.

      Больной лежал в прозрачной капсуле, сплошь обмотанный и обвешанный трубками, шлангами, всевозможными медицинскими приборами и датчиками. Он не шевелился, но смотрел вверх широко открытыми глазами.

      – Что ж вам не спится, Гелий Леонидович? – недовольно пробурчал профессор, но увидев, что больной шевельнул губами, мгновенно запротестовал: – Не отвечайте, голубчик, не отвечайте. Сейчас мы вам в капельницу добавим кое-чего, и вы у нас еще поспите, а то вы нам всю картину портите.

      Через пару минут больной снова сомкнул веки. И снова он оказался в кошмаре того жуткого сна, который снился ему здесь, в госпитале, всякий раз, когда он засыпал даже на несколько минут.

      …В каком-то невероятном рубище, состоявшем всего из нескольких лоскутов ветхой ткани, он стоял посреди бескрайнего выжженного до черноты поля. Вокруг не было ничего живого – ни зверя, ни птицы, ни даже кустика какого. И весь ужас заключался в том, что он отчетливо понимал – больше во всей Вселенной не осталось ничего и никого живого. Только он. Он один. С этого бескрайнего поля нельзя было уйти – ноги не слушались его. В предчувствии безысходности мутнело сознание. И когда остатки разума, казалось, уже покидали его, он просыпался. Еще несколько мгновений лежал с закрытыми глазами, пока не веря, но уже понимая: черное поле осталось в небытии, а он снова живет…

      Часть первая. Вундеркинд

      Глава первая

      Соседи семью Строгановых называли «зажиточные», определив этим словом не только материальное положение, но и социальный статус. В конце пятидесятых, осуществляя «гениальный план дорогого Никиты Сергеевича», в стране развернули невиданное по размаху и масштабам жилищное строительство. «Хрущобы» росли как грибы. В кинохрониках того времени радостные лица советских граждан, переезжающих в новостройки из коммуналок, стали непременным сюжетом. Счастливые новоселы ходили по своим квартирам, для чего-то пытались ногтем отколупнуть обои, видно, проверяя качество строительства, и обязательно открывали краны в кухне, радуясь воде, как папуасы стеклянным бусам. В трехкомнатную квартиру одной из таких пятиэтажек в Марьиной роще и вселились Строгановы – мать, отец и восьмилетний Гелий.

      Гелька рос пацаном тщедушным, хилым и неповоротливым. Математические задачки и примеры он щелкал, как семечки, а вот на уроках физкультуры его обгоняли даже девчонки; о том же, чтобы перепрыгнуть через гимнастического «коня», он и мечтать не мог. Обидная кличка «Костыль» приклеилась к нему на долгие годы, отравляя все его мальчишеское существование. Школу он в итоге возненавидел и проявлял чудеса изобретательности, чтобы найти причину пропустить урок физкультуры.

      Может, переезд в новый дом на ребенка так подействовал, может, была какая иная причина, но только в новой квартире он сразу как слег, так и не поднимался. Врачи ходили в дом табунами – у бабы Ани, вдовы известного московского врача, связи в медицине были обширные. Но все эти светила, осмотрев мальчишку, только руками разводили. Градусник всякий раз показывал всего лишь на одну десятую выше температуры трупа, но никаких заболеваний, явных или скрытых, врачам обнаружить так и не удалось. Бедняге все вены, указательные пальцы и мизинцы иглами искололи, но ни вирусов, ни воспалений, ни каких либо других недугов не выявили. В итоге, поставив невнятный диагноз «упадок сил», велели усиленно питаться, непременно включив в рацион икру, вонючий и противный рыбий жир, сливочное масло и другие калорийные продукты, от которых его тошнило. Он капризничал, сжимал зубы, даже плакать пытался, но кормившая его баба Аня (родители вечно пропадали на работе) была непреклонна и своего в итоге добивалась.

      Через несколько месяцев после переезда, когда уже мебелью обзавелись, родители устроили новоселье. Собрались гости, в основном коллеги отца, но за стол долго не садились, кого-то ждали. Наконец раздались радостные возгласы: «Приехал, приехал, Игорь Васильевич приехал!» Оказывается, ждали академика Курчатова, под непосредственным началом которого работал профессор Леонид Петрович Строганов. Уселись за стол. Выпили, как водится, за новоселье, какое-то время спустя кто-то предложил выпить за молодых ученых, подающую надежду смену корифеев советской атомной науки. Вот тогда-то Курчатов и спросил:

      – А