Живая вода. Сергей Алексеев

поэму сочинил – сразу орден дали. А так всё не давали, всё документы наградные терялись, потому что Остапенко из Западной Украины.

      ПРОНСКИЙ. Не понял ты, Сыромятный… Конечно, обижаться на Смерш, это всё равно, что обижаться на холодную воду в реке. Но обидно! Три года на фронте, два ордена… А какой-то майор тебя всё время держит под присмотром.

      СЫРОМЯТНЫЙ. Наплевать и растереть. Пошёл он в пим дырявый! Не тебя одного нюхает, не обидно… Да и не княжеское это дело – обижаться на таких козлов. Будь я князь – такое быдло в гробу видал!

      ПРОНСКИЙ. Понимаешь, всё время приходится доказывать, что есть… как бы само собой, от природы. Например, любовь к Отечеству. Когда просился в офицерскую школу… И потом, когда в окопы попал… Я о своём происхождении сам-то узнал, только когда на фронт уходил. Отец стал прощаться и сказал… Родители скрывали, даже фотографии прятали… Доказывать и доказывать! Всегда быть смелее всех, отважнее всех. Это называется, комплекс неполноценности.

      СЫРОМЯТНЫЙ. Да не бери ты в голову, Серёга! Знать, что расстроишься – не сказал бы… Но булыжник мне за пазухой трёт!

      ПРОНСКИЙ. Молодец, что сказал, спасибо. А то я каждый раз думаю, что давно доказал… Но нет, видимо, за всю жизнь не докажешь.

      СЫРОМЯТНЫЙ (отвлекает). Тихо в саду становится… Патруль порядок наводит. Пока мы базарим – генерал явится…

      ПРОНСКИЙ. Это верно, старшина. Давай по местам. Ты – у входа. Войдёт – пропускаешь. Остальное – дело моё.

      СЫРОМЯТНЫЙ. Если охрана? Какой-нибудь жлоб из СС?

      ПРОНСКИЙ. Всё равно. Перекрой вход и всё… А я стану доказывать любовь к Отечеству. Ни в коем случае не стрелять.

      СЫРОМЯТНЫЙ. Может, на подходе, в саду взять? Там просторнее…

      ПРОНСКИЙ. Только здесь. Стены хоть и чужие, а помогут. Да и Господь над головой…

      Оба скрываются – Пронский неподалёку от разрушенного распятия, Сыромятный – у входа. Затемнение, пауза.

Картина вторая

      В саду перед костёлом появляются фон Вальдберг и Томас – толстый, раскормленный юноша в полевой форме солдата вермахта и железной каске, без оружия. Типичный гитлерюгенд, но генеральский сынок. Генерал одет в полевую форму, сверху – кожаный плащ без знаков отличия и шляпа. Идут прогулочным шагом, неторопливо беседуя на ходу по-немецки.

      ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты не похудел на фронте, Томас. Вас хорошо кормят?

      ТОМАС. Нет, мой генерал. Кормят очень плохо. Но мы шутим, веселимся, и это притупляет чувство голода.

      ФОН ВАЛЬДБЕРГ. В крепости хранились большие запасы продуктов…

      ТОМАС. Солдаты говорят, если не будет пищи, мы съедим толстого поросёнка.

      ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Кого?

      ТОМАС. Толстого поросёнка. То есть, меня, мой генерал.

      ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты же понимаешь, это шутка. Обыкновенная солдатская шутка.

      ТОМАС. Я понимаю, мой генерал. Временные трудности со снабжением…

      ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Это вечное чувство голода… Моей мечтой был кусочек шпика… Помнишь, с красным перцем и прослойкой мяса? Вам дают шпик?

      ТОМАС. Да, мой генерал. Один маленький