Чудеса в решете. Владимир Сухинин

говорил, творил добро, очищая землю от скверны. К старости душа его стала черной. – Франси нагнулась к Антону и зашептала: – И он обратился к колдунам-прорицателям. К тем, кого он хватал и тащил на костер. Светлый всегда чернеет, запомни это и не доверяй им.

      Все на них спустил, старый козел. И помер, как и жил, бестолково.

      – Вы, я смотрю, его не больно любили, – заметил Антон.

      – Любили? – презрительно фыркнула Франси. – А за что его любить? Он господин, мы слуги. Чернь. Наше дело служить. Она пьяным взором посмотрела на Антона. – Но вас, мой господин, я уже полюбила. Вы за один вечер сделали для нас с мужем то, чего никогда не делал ваш отец.

      – И что же это? – прервал молчание Торвал.

      Женщина выпрямилась и посмотрела на шера.

      – Милорд посчитал нас за людей, а не за вещь. Тебе, шер, этого не понять ты не человек.

      Антон поглядел на Торвала. Широкий и низкий. Но черты лица человеческие. Фигура тоже.

      – А что в нем не так? – спросил Антон, разглядывая шера. – Из-за чего Торвал не может считаться человеком? У тебя, Торвал, есть хвост?

      Шер и Франси замерли как громом пораженные. Антон переводил взгляд с одного остолбеневшего собутыльника на другого и не мог понять, от чего они замерли?

      – По-моему, Торвал очень похож на человека.

      Франси ухватила руку шера.

      – Не убивай его, Торвал! Он молод еще…

      От этих слов спина у Антона похолодела.

      – Простите, если я что-то не так сказал, – смиренно произнес он и пожалел, что не взял с собой пистолет. Но кто знал, что, казалось бы, безобидные на первый взгляд слова заставят невысокого шера попытаться его убить.

      Но шер неожиданно громко расхохотался. Он смеялся долго, и слезы ручьями текли по его бороде.

      – Хвост! – повторял он снова и снова и хохотал. – Остановите ме… ха-ха… меня. Я сейчас… Ох… Умру. Ха-ха! От смеха. Ха. Ой. ой. Живот болит.

      – На, выпей. – Франси сунула ему в руку стакан настойки. Торвал выпил и стал успокаиваться.

      – Нет, Франси, скорее я умру от смеха, чем убью нашего лорда. Ох. Как весело стало жить… Да-а. Хвост… Ох, твоя милость…

      – Вы лучше помогите мне вжиться в этот…. – Антон остановился на полуслове. Он хотел сказать «мир», но вспомнил, как отзывались о его мнимом отце и о его словах о другом мире, и сказал: – получше узнать, как тут живут и вообще, что можно говорить, а о чем лучше промолчать.

      – Золотые слова, милорд, – восхищенно произнесла Франси. – Поможем. Правда, шер?

      – Конечно, Франси, – разливая остатки настойки и улыбаясь, отозвался Торвал. – Тем боле, что его милость причислила меня к своим товарищам. А товарищ – это, знаешь, почти друг.

      – Ну, тогда по последней, и расходимся спать. Завтра поутру выезжаем, – с материнской нежностью глядя на Антона, одобрительно произнесла Франси.

      Антон одним махом выпил и произнес:

      – Я тут спать буду, на столе, в комнату не пойду, там клопы.

      – Тогда уж лучше на сеновале, – подумав, произнесла Франси. – Я вам шкуру медвежью дам, а Торвал проводит.

      Утром