Там, за облаками. Татьяна Охитина

сложнее – как Ларс ни пытался ее передать, что-то все время выходило не так. А что именно – было непонятно.

      Поняв, что витает в облаках, Ларс нехотя вернулся в реальность и, бросив взгляд на лист с натюрмортом, решил оценить работу на расстоянии. Встал, чтобы отойти подальше, повернул голову… и замер. На подоконнике, болтая ногами, сидела Мириам. Пухленькая смуглая брюнетка ничуть не напоминала девушку из сна, но поза ее оказалась абсолютно идентичной.

      «Не двигайся!» – крикнул ей Ларс. Заметался в поисках бумаги (как назло, ничего под рукой не оказалось), недолго думая, схватил свою работу и набросал Мириам с обратной стороны листа.

      Поступок не остался незамеченным – рядом тут же возник Вальтер, следом подбежала Мириам, за ней – остальные. Даже Дэнис оторвал свой царственный зад от табурета и почтил Ларса вниманием.

      – А ты темная лошадка, Альберг, – многозначительно произнес Вальтер, разглядывая набросок.

      Больше никто высказаться не успел – к великой радости Ларса грянул звонок, вошли преподаватели и началось последнее занятие перед сдачей. На любопытный взгляд Мириам Ларс натыкался на протяжении всей пары.

* * *

      «Так, всё, сдаем! – провозгласил профессор Хайнц, хлопая в ладоши, – Сдаем и выходим! Кунц, оставьте рисунок, перед смертью не надышитесь!»

      Профессор на секунду замешкался, глядя в сторону преподавателей, которые, сбившись в кучу, разглядывали что-то на обороте одной из работ, затем выхватил лист из рук Вальтера и выставил парня за дверь, к товарищам.

      Просмотр начался.

      Когда студентов, умирающих от нетерпения, вновь запустили в аудиторию, оказалось, что большинство из них получили высокие баллы, остальные – средние. Единственным, кто схлопотал «неуд», оказался Ларс, хотя в ряду выставленных работ его натюрморт выглядел лучшим.

      – Не понял, – возмущенно произнес Вальтер, останавливаясь напротив рисунка Ларса, – а почему «неуд»?

      К нему присоединились и остальные, по аудитории пронесся недоуменный ропот.

      – Объясняю для непонятливых, – профессор Хайнц перевернул работу Ларса, явив миру сидящую на подоконнике Мириам, – Альберг, ваш набросок? – Ларс кивнул, – Вот вам и причина, – Хайнц вернул лист в прежнее положение и ткнул пальцем в нарисованный натюрморт. – Это не ваш уровень. Можете лучше – делайте. Иначе в вашей учебе нет никакого смысла.

      И началась у Ларса веселая жизнь. Даже обычных еженедельных набросков ему приходилось делать либо в два раза больше, либо в два раза лучше, обычно – и то и другое. А про работы на оценку и говорить нечего – на каждом просмотре на него сыпалась такая куча замечаний, что однокурсники только глазами хлопали, да посылали ему сочувственные взгляды.

      Но Ларса это совершенно не трогало. Его устраивало такое положение дел, а комментарии Хайнца он находил полезными. Вот только возмущения Вальтера таким «несправедливым» положением дел немного выводили из себя. К счастью, тот со временем успокоился,