«Постояльцы черных списков». Петр Альшевский

и припадая на левую ногу – это он побегал с внуками в футбол; Михаил Николаевич как бы техничный форвард, к примеру Пиппо Индзаги, а они защитники-убийцы: Джентиле, Горлукович, Айала; внуки услышали, как со стороны хозблока застучал молоток, сгрудились у крошечного окна, и неистовый Валя тихо спросил:

      – Дедушка Михаил, ты там?

      – Я там, вы здесь, – ответил старик. – Но для меня здесь уже я. А вы, ребята, для меня уже там.

      – Не принципиально… А делаешь ты что?

      – Дверь изнутри заколачиваю.

      У Юрия Маркевича трое детей и одна жена. Еще и отец. За заколоченной изнутри дверью хозблока – не первые сутки отсиживаясь без воды и пищи.

      У его друга «Сансары» Самсонова детей нет: просто жена. А у ее жены любимый человек. Критик Невягин.

      Петр Невягин ее очень любил.

      Очень. И долго. Очень долго – на всем протяжении своей любви преднамеренно скрывая загулявшее в нем удачное чувство.

      Невягин скрывал чувство за ширмой иронии и за матерчатым щитом спеси, и, кроме нее он никого не любил, считая, что его тоже никто не любит: ни она, ни прочие люди, но речь о жизни и смерти, и моросящим апрелем 2001-го Петр Невягин неожиданно сообразил: меня же многие любят – скрывают свои чувства за ширмами и всем остальным, но тем не менее любят, я-то знаю, я же такой же….

      Та, которую он любил, не язвила и не издевалась. Ни над ним, ни над собой; всматриваясь в Невягина с апокалиптической поволокой, она укладывала свою руку поверх его. Печально, но и ласково: женщина в юбке ниже колен и мягким взглядом на мужскую мудрость.

      Обманывая Невягина правдой, она не старалась понравиться веку. Жила и обманывала. Обманывалась, живя. Не впервые – какая у нее по счету жизнь, столько же у нее и крошечных выемок на прикрытом недорогой стрижкой темени.

      Ее муж Леонид «Сансара» Самсонова тратил на стрижку еще меньше нее; на его голове растрепанные и нередко сальные волосы, в кармане у него музыка. «More best of Leonard Kohen».

      «Сансара» Самсонов весьма рад, что в кармане как раз эта музыка; внимая Коэну, слушая Леонарда под падение снега с далеких крыш, Леонид Самсонов вспоминал свои первые впечатления от книг того же Коэна – от «Любимой игры» и «Прекрасных неудачников».

      Первые впечатления остались в нем и последними, но «Сансара» Самсонов от этого не хрипел и не мрачнел: его первые впечатления от книг Коэна были впечатлениями не от усыпляющих скетчах и стертой азбуке; потерянно кричат незримые бесы, из дорогих автомобилей вылезают неподготовленные к концу света тыловики, у Леонида Самсонова в кармане музыка и ему приятно, что у него есть желание поделиться и хотя бы с кем-нибудь разделить вечернюю радость; меня не мучает опасение быть узнанным – если бы из моего бедра вытаскивали гвоздь, я бы вопил гораздо громче, чем когда его в меня вбивали; заметив коренастого мужчину с выразительной плешью, «Сансара» Самсонов направил к нему свой дружелюбный возглас:

      – А вы