Звëзды на дне стакана. Юрий Нестеренко

в институтском учебнике по теории физкультуры, массаж и разные растирки – все, что было ему доступно тогда. И два курса инфизкульта плюс десять лет сознательной жизни в спорте в помощь. В свое время он осознанно выбрал десятиборье за его многосторонность и универсальность. Хотелось быть супермэном… Дорос до мастера, призера Чемпионата РСФСР, в сборную Союза пригласили незадолго до «спецпризыва» в июле 84-го… Мелких травм, вроде растяжений, вывихов, разрывов связок, хватало, в спорте высокого уровня без этого никак, так что какой-никакой опыт приведения себя в форму он имел. У начальника отделения выпросил разрешение заниматься до и после отбоя в большом, обставленном цветами в горшках, холле, чтобы не беспокоить соседей по палате. У сестры-хозяйки – моток резинового бинта. И приступил… С яростным, жгучим желанием «вернуть клюшку», то есть то чувство счастья, достижения мечты, овладения, физического наслаждения держать в руках, осязать ее… Только теперь всё это касалось собственного тела. Он должен был вернуть себе это ощущение хозяина над ним. Он думал, что к боли готов, что уже сроднился с ней настолько, что она воспринималась как нечто неотделимое от нынешнего его состояния. О боли от «забитых» мышц вообще не думал. Что ты за спортсмен, если после тренировки мышцы не болят…

      Но боль, с которой он столкнулся теперь, была особенная. Хитрая была боль. И с упражнений он начал самых простых, усвоенных до автоматизма, и контролировал их амплитуду и интенсивность, но выстреливала боль, и вся правильность летела насмарку. Нога хотела, чтобы ее не тревожили, жалели, холили и берегли. Ей ведь так много пришлось испытать. Она хотела просто лежать и ныть без движения… он едва ли не физически ощущал, как на любую, самую незначительную нагрузку, она подавала жалобы в мозг, и тот, идя на поводу, отправлял сигналы не туда, куда надо, а где полегче. И привычные движения получались искаженными, не такими, как должны быть.

      Он привык контролировать каждую мышечную реакцию. Благо вторая нога работала исправно. И раненая, исковерканная должна была стать такой же! «Не можешь – научим. Не хочешь – заставим…»

      После отбоя отделение затихало и погружалось в полумрак. Хорошо освещенным оставался только дежурный сестринский пост рядом с холлом, и он перебрался ближе к нему, чтобы и визуально контролировать движения. Темное окно служило зеркалом. Он вспомнил и про идеомоторную тренировку, про образ движения, аутотренинг… даже индийские духовные практики, которыми, было время, увлекался. Все, что знал, все, что умел, должно было помочь или заставить ногу работать! А она упорно отказывалась. И боль, проклятая, подлая боль, выстреливала всегда без предупреждения и не там, где он ее ждал.

      Молоденькие дежурные сестрички, недавние выпускницы медучилища, а может, и практикантки, сначала с сочувствием смотрели на его мучения, когда он вытирал полотенцем липкий пот со лба или кряхтел, не утерпев, после очередного внезапного болевого «выстрела»