Подарок сиддха. Андрей Золотов

произнес коротенькое приветствие-наставление и, спустившись к жертвенному огню, принял участие в агнихотре. Ему подали специальную длиннющую деревянную ложку, которой он стал зачерпывать топленое масло и лить его в огонь. Вслед за каждой порцией масла, туда же летели горсти семян злаков и присутствующие громко вскрикивали: «Сваха! Сваха!»

      Когда процедура закончилась, Свами поднялся по ступенькам и, заняв видное место, запел бхаджан. Его голос был высоким, напоминавшим немного голос греческого певца Демиса Руссоса. Потом пели взрослые брахманы; мелодии сменяли одна другую.

      Потихоньку смеркалось. Воспитанники ашрама принесли многочисленные лампады и принялись их зажигать от горевшего на алтаре пламени. Затем они стали обходить толпу, чтобы каждый мог получить благо от священного огня – прикоснувшись сперва ладонями к нему, а затем к своему лбу. Мы с Майей тоже получили свою порцию, а затем поспешили приобрести у снующих в толпе детишек маленькие плавающие лампадки.

      Это были небольшие корзиночки из листьев, где были уложены оранжевые бутоны каких-то цветов, благовония и кусочек горючего вещества, которое надо было поджечь перед тем, как опустить эту плавающую лампадку в реку. Данный ритуал считался подношением Ганге. Кроме того, пуская светящуюся лодочку по волнам, можно было загадать какое-нибудь желание. Что мы и сделали.

      Время пролетело незаметно, и вот уже церемония стала подходить к концу. Часы показывали восемь вечера, на землю опустилась ночная темнота. Все вокруг стало выглядеть еще более необычно и сказочно. Откуда ни возьмись, появился какой-то полубонаженный садху с огромным трезубцем, похожим на театральный реквизит из папье-маше и стал раздавать свои благословения направо – налево. Мы с Майей не пошли к нему, так как было видно, что это не настоящий святой, а приглашенный актер, призванный добавить колорита. Люди стали подниматься со своих мест и покидать набережную. Мы последовали их примеру.

      Обычно, после Ганга арати, все направлялись к площадке, где располагалась статуя Ханумана, чтобы сделать фото на память.

      Как только Майя и я достигли этого места, нас тут же облепили молодые индусы. Им очень хотелось сфотографироваться вместе с нами, и невозможно было отказать им в таком удовольствии. Сначала мы сфоткались вместе с группой сикхов в тюрбанах; затем несколько семей пожелали запечатлеть себя вместе с нами; следом пошли отдельные люди разного возраста и пола, а завершилось все очень смуглым молодым мужчиной в очках, облаченном в оранжевые одежды монаха.

      Честно говоря, у меня закрались сомнения по поводу его монашества – для монаха он был слишком привязчив и болтлив.

      Он тут же пожелал познакомиться и засыпал нас своими вопросами: откуда мы, зачем приехали, где работаем, чем увлекаемся.

      Создалось такое впечатление, будто его силой принудили к садхане, продержали три года в пещере, а сейчас он вырвался на свободу и никак не может наговориться.

      Звали этого странного монаха Пракаш.