Пять пьес ни о чём. Моисей Василиади

кормит! А жену, родную жену, травит! А всех других кормит, поит! (зашлась) Пропадите! Пропадите пропадом!.. Всей своей родовой! (убежала)

      Филипп долго неподвижно сидит, затем, оглянувшись в сторону ушедшей, вытащил из под стола свою картонку и стал что-то рисовать. Входит Андрей. Филипп проделывает знакомую процедуру, пряча картонку.

      Андрей. Пронесло?

      Филипп. Ну… Разбудили, чё ли?

      Андрей. Да не, я в огороде был. Па, всё, давай… Всё это уже совсем, даже плохо. Давай, поехали ко мне. Места навалом, у тебя там своя комната. Давай, пап… Это всё, уф… Я, правда, не знал, что совсем так худо, ну поберёг бы ты себя. Мне сильно поможешь, правда. Переживать не буду. А то мне эти переживания, знаешь… Да, мать… Матери нашей одной лучше, не знаю, наверно, лучше, раздражителей не будет. Приезжаю в три года раз и слышу такое, оторопь берёт, серьёзно. И дальше только хуже. Трудно в этом во всем жить. Хочу понять и не понимаю. А ведь жил и сколько жил. Пап, покой нужен, особенно в старости, понимаешь?.. Давай, поехали. Тебе собраться – раз плюнуть.

      Филипп. Куда ехать? Ты чё… Не, Андрюх, ты, того… Она же тоже… У неё тоже есть эта… Блажит. Ничё, привык, чё теперь… Войну, вон, люди, такую войну пережили, а это шелуха. Чё осталось-то, потерпим… Оставлять одну негоже. Потом так будешь, что ой-ей-ей. Да и это, хозяйство всё на мне. Ты чё, без меня сразу всех под нож. Не, негоже.

      Это, того, поесть сварганить? Принесть? Не боись, она теперь надолго убежала…

      Андрей. Да поел я. Винограду, мускат белый уже поспел… Охохошеньки-хохо… Сколько винограду осталось? Кустов двести?

      Филипп. Да, двести двадцать один. Еле отстоял. Филоксера, зараза, много пожрала. А розовый пробовал? Там осталось кустов семь. Там, в углу. Так ты это, того, ели чё, хворь эта найдёт, ты туда в угол, где белый мускат, там настелено сена, фуфайка там в сене…

      Андрей. Па, я видел, спасибо. При случае воспользуюсь… Розовый мускат, звучит красиво… Филоксера, зараза. Человек один сказал: жизнь – токсична…

      Филипп. Вродя… Ядовита, ага. На мешках писали такое, токсично. Угу. Так это, не знаю, где живет этот твой человек. Чё-то он не того, человек этот. Чё-то не понял. Жить хорошо, много хорошего. Правда, ой как много. А то, что кричать, орать, беситься стали много, так это, как тот чайник – покипел и стих. И море так, и земля так, вулканы эти… Человек-то у них всё и подглядел. Всё так, покипело и устало, значит, и человек так.

      Андрей. И перечить нечем. Хорошо мы с тобой вчера погуляли. Часов эдак пять. Темно стало ночью в селе…

      Филипп. Пойдёт. В три ночи пришли. Мать того, ждала…

      Андрей. Ругалась?

      Филипп. Не, ночами она не… Разум имеет.

      Зинаида Фёдоровна, того, не пришла. Потанцевали бы… Три года ждёшь танцев энтих… Ты, того, с Ильёй про неё, он, того, пропащий из-за неё. Это, того, Зинаиду Фёдоровну забрал бы отседова. Надо это. Ей особо. Люба же она тебе всегда была, чё ты. Попадёт она в беду.

      Андрей. Отец, у меня проблемы есть, разные… А чего ты её по отчеству кличешь? Зина же