Изменитель жизни. Александр Солин

важно глядя на землю, видеть небеса, а нынешние литераторы дальше околицы не видят. Плодят дурацкие истории, выдумывают лихие сюжеты и называют это литературой. На самом деле это не литература, а шутовской маскарад. Что-то вроде ефрейтора, переодетого генералом. В настоящей, не ряженой литературе важен не сюжет, а его отсутствие. Как в Экклезиасте. И знаешь, что тут главное? Отречься от мысли, что ты несешь человечеству небывалое откровение! Всё, нет больше откровений, кончились, все уже речены! Так нет же, им смысл жизни подавай! Все ищут смысл жизни! Носятся с ним как собака с сахарной косточкой! А он прост и давно уже открыт все тем же Экклезиастом: живи и радуйся, пока не помрешь, не делай глупости, люби и будь любим. Какая тут еще мудрость нужна? Тут дай бог с языком управиться! А они мне – он у тебя заковыристый! А я им: в литературе не бывает заковыристого языка, бывают незаковыристые читатели! В общем, слабоумие возраста не имеет, и если все время доказывать что ты не рыжий, можно однажды им и проснуться…

      – Ну, тебе это не грозит… – улыбнулся я.

      – А знаешь, что я тут для себя недавно открыл?

      – Что? – отложил я вилку. – Да ты закусывай, закусывай! Ты же, наверное, прямо с работы! Раису-то предупредил?

      – Естественно! Когда я у тебя, она спокойна. Она ведь с твоей Анькой до сих пор перезванивается!

      – Анька про меня спрашивает?

      – А чего про тебя спрашивать? Про тебя и так все известно: это же каким надо быть дураком, чтобы потерять такую женщину!

      – Она про Варвару знает?

      – Ну, ты же не запрещал говорить, – смутился Сенька. – Не Райка, так кто-то другой шепнул бы…

      – Да, верно. А что про ее мужика известно?

      – Райке она ничего не говорит, а вот Вовка Кудряшев видел ее с одним типом в Останкино на каком-то сборище. Не знаю, тот или другой. Сказал, крупный такой, вальяжный, на спонсора тянет…

      – Понятно.

      Я встал, достал из буфета отцовский граненый стакан, наполнил наполовину, плеснул в рюмку Сеньке, чокнулся, выпил, вытер тылом ладони губы и спросил:

      – Так что ты там открыл?

      7

      Человеческую алгебру он открыл. Оказывается, являясь высшей формой всеобщности, алгебра вообще и теория чисел в частности применима к человеческому обществу. Достаточно представить отдельного человека в виде целого числа. Люди как и числа бывают натуральные, целые, рациональные, вещественные, комплексные. Человек рождается нулем и стремится к единице. Люди, как и числа, бывают положительные и отрицательные. Их можно множить, а можно делить и иметь дело с остатком. Число, которое делит все другие числа называется общим делителем. У людей это человек, который со всеми находит общий язык. Людские скопища – это числовые множества различной мощности, а люди, их отношения и свойства описываются уравнениями. Например, сочетательный закон (а + в) + с = а + (в + с) – это результативный любовный треугольник.