По головам. Джордж МакМаннан

во все горло: «Тост!»

      Присутствующие офицеры загудели.

      – Рустам, акстись! – бросил начальник продсклада, толстенький капитан с простой русской фамилией Иванов, и залился громким гоготом. Его поддержали овациями и пьяным улюлюканьем.

      – Садись, Киреев! – слышалось за столом.

      Но Рустам не обращал на окрики никакого внимания.

      – Тост! – ещё раз, но уже громче сказал он. – Константин, за тебя от чистого сердца.

      И гул стих.

      Киреев, будучи человеком «восточным», оказался прекрасным рассказчиком, донося драматизм тостов настолько эмоционально, что некоторых трогало до слез.

      – Умер человек, – начал Рустам, – его пёс, которого этот человек некогда взял на улице щенком и выходил, лег рядом и тоже умер. И вот душа человека стоит перед вратами с надписью «Рай», а рядом – душа его собаки. На вратах надпись: «C собаками вход воспрещен!» Не вошёл человек в эти врата, а двинулся по широкой дороге дальше в неизвестность. И собака пошла рядом с ним. Долго шли они по дороге и видят вторые врата, на которых ничего не написано, только рядом сидит старец.

      – Простите, уважаемый, – обратился человек к старцу.

      – Меня зовут Петр, – ответил тот.

      Человек не удивился, а спросил:

      – А что за этими воротами?

      – Рай.

      Собака, которая не оставила хозяина, гавкнула.

      – А с собакой можно? – поинтересовался он.

      – Конечно!

      – А там раньше, что за врата были?

      – Это были врата в Ад, – нисколько не смущаясь, ответил Петр и, увидев сомнение на лице человека, добавил: «До Рая доходят только те, кто не бросает друзей».

      – Так выпьем, – и Рустам Киреев, подняв стакан высоко над головой, обвёл присутствующих взглядом, – за настоящих мужчин, которые готовы отдать свою жизнь за друзей, а не променять её на них.

      Киреев пристально посмотрел на Кривошеева.

      «Два, – сосчитал про себя Кривошеев, – надо действовать быстрее».

      – Третий! – раздался в казарме чей-то голос.

      Кто произнес, Кривошеев не заметил. Он встал вслед за остальными офицерами и, как того требовали неписаные правила, принятые всеми военными Союза, чуть пролив на стол самогонки, не чокаясь, выпил до дна полный стакан.

      «Третий!» – и на лицо Кривошеева легла тень досады, ведь он так и не приблизился к ответу в поиске «крота».

      «Прокололся», – корил он сам себя, бегло пробежавшись по лицам присутствующих в робкой надежде заметить то, что ранее упустил.

      Но ничего: всё те же, правда уже изрядно хмельные, лица офицеров Советской Армии разных мастей и должностей.

      – М-да, – Кривошеев встал из-за стола, пробираясь к выходу.

      Ночь выдалась на редкость тихой и спокойной. Лёгкий ветерок принёс вперемешку с пылью и успокаивающую прохладу, о которой так мечтаешь днём, сидя в душной палатке, или того хуже, находясь под прямыми палящими лучами солнца.

      Кривошеев вдохнул полной грудью веющий