Космофауна. Зверь беглеца. Андрей Валерьевич Скоробогатов

можете лицезреть на табличке.

      Егоров пораскинул мозгами и достал расчетную карту. Поднёс к глазу.

      – Пожалуй, дайте четыре… нет, три мобилы.

      – Не маловато?

      – Я же смогу их в случае чего обменять на, как вы говорите, пиво?

      – Всенепременно, – кивнул продавец, почему-то хитро улыбнувшись.

      Затем снял с карточки сумму за три мобилы, сунул руку в корзину и протянул валюту Егорову. Тот машинально поблагодарил и уже направлялся к выходу, когда продавец бросил ему в догонку.

      – Лучше, судрь, рассуйте по разным карманам. Мало ли чего.

      На кошельке осталось двадцать восемь тысяч с копейками.

      Поэт кивнул, чувствуя лёгкое волнение после общения с первым настоящим аборигеном, и направился вперёд по улице, где, если верить Константиновскому, была остановка трамвая.

      Больше всего в посёлке Леонида как потенциальный источник заработка интересовал киноклуб «Заводчанин». За карьеру поэта ему приходилось работать в совершенно разной среде – от высоколобых эстетов из имперских научных сообществ до каторжников Нового Качканара. С народностью гопников он знаком не был, но предполагал, что по повадкам они мало чем отличаются от других традиционных обитателей космических станций – казаков, цыган, неформалов, чукчей, пастафарианцев, веганов и тому подобных малых народностей.

      Очень скоро он понял, что отсутствие подготовки стало роковой ошибкой.

      Остановка загадочного трамвая представляла собой открытую платформу с двумя косыми лавками. Позади полоски блестящих рельсов до самого корабельного неба простиралась полупрозрачная стена, через которую светило солнышко. Егоров задрал голову – высота перегородки между частями корабля казалась колоссальной, он оценил её на глаз в районе полукилометра, а солнце находилось и того выше.

      Егоров сел на скамейку и услышал позади женские голоса – к платформе подошли две женщины, несущие полные сумки, судя по возрасту – мать и дочь. Они встали неподалёку и принялись обсуждать что-то на своём странном диалекте. Егоров пригляделся к их внешности взглядом этнографа-любителя. Аборигенки оказались ярко, безвкусно накрашенные, с вульгарно-глубокими декольте в дешёвых казанских «топиках». Обсуждали они пьянство соседей, случаи воровства, а речь их наполняли бранные выражения из середины прошлого века. Их челюсти прямо во время разговора совершали непроизвольные жевательные движения, и Егоров решил, что это что-то вроде наследственной нервной болезни.

      – Любезный судрь, есть чё? – послышалось сзади.

      Рядом стоял худой старичок в костюме инженера.

      – В смысле? – не понял вопроса Егоров. – Я не понимаю диалекта.

      – Телефона позвонить, мелочи?

      – А! – Егоров с трудом вспомнил значение древнего слова «телефон», и, сопоставив его с рекомендациями продавца в лавке, смекнул: как раз самое время, чтобы произвести загадочный местный ритуал. – Вам нужно вот это?

      Егоров достал из кармана одну из купленных мобил. Абориген тут же выхватил