День независимости. Олег Николаевич Жилкин

ачала. Не торопясь, подробно, шаг за шагом, исследовать каждый узелок, всмотреться в каждое событие, попытаться извлечь уроки, которые мы в спешке, быть может, пропустили.

      Мне некуда торопиться, мне пятьдесят четыре, у меня нет работы, и есть время, которое я могу посвятить этому праздному занятию – воспоминанию.

      Моя память пробудилась, когда мне было около года, может быть чуть больше. Сначала мне казалось, что это какой-то сон, но сон слишком подробный, я помню мелкие детали, у меня такое ощущение, будто я наблюдаю за событиями со стороны, откуда-то сверху, и вижу все, что происходит, хотя и не понимаю ни смысла, ни логики происходящего.

      Квартира заполнена чужими людьми. Квадратного вида человек расхаживает по комнате с пистолетом, а другой энергично отворачивает ножки у табурета – тогда в моде были такие табуретки с отворачивающимися ножками. Я слышу, как монотонно воет женщина над детской кроваткой.

      Абсурдная картинка, сохраненная в детской памяти с фотографической точностью, приобрела смысл, уже много лет спустя, когда мама рассказала о том, что эта история – не плод моей фантазии, а реальный случай из семейной истории.

      Были октябрьские праздники, в соседней квартире кто-то шумно отмечал годовщину Октября, и выехавшая на вызов оперативная группа по ошибке стала ломиться к нам. Отец принял их за грабителей, достал хранившееся у него под диваном охотничье ружье, и выстрелил в дверь. Одна из пуль, а может быть, это была картечь, рикошетом пробила сиденье табурета. Ворвавшиеся милиционеры сбили отца с ног, вырвали у него из рук оружие, а табурет, с застрявшим в нем поражающим элементом, изъяли в качестве вещественного доказательства. Чтобы не тащить весь табурет, они отвернули у него ножки. Пазл собрался. Мама утверждала, что заряд прошел в метре от моей ноги. Отца арестовали, и выпустили только через несколько месяцев, после маминых настойчивых просьб и уговоров. Следователь пожалел молодую красивую женщину с маленьким ребенком – редкая по тем временам удача.

      История, которая много говорит о том, каков у моего отца был характер. Высокий, тонкий, пользующийся невероятной популярностью у женщин, он был крайне неуравновешенным человеком. Внешне он походил на Муслима Магомаева. Мама – яркая и темпераментная блондинка, то и дело получала поводы для ревности в виде доносившихся до нее слухов. Отец не воспринимал эти разговоры слишком серьезно, его больше интересовали способы получения дополнительных заработков, нежели любовные победы.

      Случалось, отец брал меня с собой на прогулки, заходил в ресторан, и там заказывал для меня мою любимую манную кашу, хотя ни в одном ресторане ее не было в меню. Целью его, конечно, была не каша, а официантки, которым он рассказывал истории о том, что он вдовец, мать трагически погибла, вот и приходится из положения выходить. Дамы умилялись, роняли слезу и шли варить манку ребенку.

      Однажды мама зашла в ресторан с отцом и вскоре стала замечать, что официантки ведут себя как-то необычно: смотрят со значением, шушукаются между собой, подмигивают отцу и чуть ли не поздравляют. Когда она решительно потребовала от него объяснений, он, смеясь, рассказал ей полную версию истории, мол, они обрадовались, что у него, наконец, появилась женщина, которая теперь будет варить кашу, осиротевшему ребенку.

      Отец был не слишком разговорчив, но ему удавалось легко заводить контакты с продавщицами, если нужно было достать дефицитный товар. Его отца – моего деда, убили в 1940 году, когда папе был всего год. Мой дед зарабатывал на жизнь извозом на якутских приисках, и однажды лошади пришли в деревню с пустой телегой. Деда не нашли. Скорей всего, на него напали грабители, полагавшие, что он везет намытое на приисках золото. Золото не нашли, а деда сбросили в канаву.

      Всю свою жизнь отец хотел разбогатеть. Он покупал лотерейные билеты, пытался выращивать кроликов и выделывал из них мех. Работал отец на железной дороге помощником машиниста.

      Я гордился отцом, и, глядя на его жилистые руки, был убежден в том, что он самый сильный человек на свете.

      – Мы – Жилкины, потому что мы жилистые – объяснял он мне. Я с сомнением смотрел на свои тонкие руки и думал, что вряд ли они когда-нибудь будут такими же, как у отца.

      – Тот прав, у кого больше прав, – поучал меня отец, и я чувствовал в его словах опыт человека, скептично смотрящего на проблему общественной справедливости. Впрочем, в детали отец не вдавался, оставляя мне пространство для интерпретаций. Судя по всему, он был изрядным скептиком.

      В детстве я думал, что отец воевал. Я видел его армейские фотографии, и на них он выглядел довольно браво. Впрочем, как выяснилось, впоследствии, отец в армии не служил. Вернее будет сказать, что его служба была недолгой и это отдельная история, которая меня озадачила и научила тому, что векторы реальной жизни и общественного эпоса, с его героикой армейской службы, далеко не всегда совпадают.

      По рассказам моей мамы, армейские порядки пришлись ему не по душе. До призыва в армию он не слишком жаловал школу и имел дурную славу бабника и хулигана, а кличка «Цыган», которую он носил, как нельзя лучше характеризовала его свободолюбивый нрав и отношение к дисциплине.

      В