Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери». Лео Перуц

против друга как два чужих человека и не обменяться ни словом? Как случилось то, что она так внезапно выскользнула из моих объятий и другой ее держит в своих, а я – я ныне тот, кто скребется в дверь и повизгивает тихо?

      И тут, только в это мгновение, я осознал, что тот, другой, – умер; это слово «умер», что оно значит, – я понял только в это мгновение.

      И оторопь, и изумление овладели мною при мысли об этой игре случая, по воле которого я оказался здесь, как раз сегодня и в этот час, когда рок свершился. Нет! Это не была игра случая, так было мне суждено, ибо существуют непреложные законы, которым мы подчинены.

      И теперь, когда это случилось, я собирался уйти, ускользнуть?

      …Я не мог понять, как могла такая мысль прийти мне на ум. А наверху сидит Дина, сидит в темной комнате и ждет.

      – Это ты, Готфрид? Ты так долго не возвращался…

      – Я встал, дорогая, чтобы открыть дверь. Ты ведь этого хотела. Теперь я снова с тобою…

      В павильоне был еще свет. Я стоял, притаившись за каштановым деревом, и ждал.

      Дверь открылась, и я услышал голоса. Феликс вышел с фонарем в руке и медленно направился к дому.

      За ним как тени шли две фигуры: Дина и доктор Горский.

      Она меня не видела.

      – Дина, – сказал я тихо, когда она проходила мимо меня так близко, что почти коснулась меня рукою.

      Она остановилась и ухватила за руку доктора Горского.

      – Дина, – повторил я.

      Тогда она выпустила руку доктора и шагнула в мою сторону.

      Фонарь скользнул вверх по ступеням и исчез в дверях виллы. Одно мгновение я видел в его лучах фигуру Дины, одно мгновение деревья, кусты и гирлянды плюща отбрасывали тени – потом сад опять погрузился в глубокий мрак.

      – Вы еще здесь? – услышал я голос Дины. – Что нужно вам здесь еще?

      Что-то скользнуло по моему лбу, словно прикосновение легкой теплой руки. Я поднял руку ко лбу – это был только блеклый лист каштана, слетавший с вершины дерева на землю.

      – Я искал своего Замора, – ответил я и хотел этим сказать, что думал о прошедших временах.

      Долгое молчание.

      – Если в вас есть искра человечности, – раздался наконец тихий и робкий голос Дины, – уходите отсюда, уходите сейчас.

      Глава 7

      Я стоял и смотрел ей вслед, несколько минут в ушах у меня звучал только любимый голос, и она уже давно исчезла, когда до моего сознания дошли наконец ее слова.

      В первое мгновение я чувствовал беспомощность и был бесконечно ошеломлен, но потом во мне проснулся сильный гнев, я в крайнем ожесточении восстал против смысла ее слов, я понял, как они оскорбительны. Теперь уйти! Теперь ведь я не мог уйти. Жар, и озноб, и усталость исчезли… «Я их потребую к ответу, – бушевало во мне, – они должны мне представить объяснения, Феликс, доктор Горский, я настаиваю на этом. Я ведь ей ничего не сделал, бог ты мой, что же я сделал ей?..»

      Разумеется, произошло несчастье, огромное несчастье, и его, пожалуй,