Та еще семейка. Алексей Макеев

из кварталов его выхватили из полумрака фары огромного серо-стального джипа «Мицубиси». Он остановился, хмуро ворча. Но внезапно распахнулась дверца и возникла упитанная ряшка с носом картофелиной и ртом до ушей.

      – Слепаков? Севка? Севводстрой? Здорово! Не узнал? Ха-ха-ха-ха-ха!.. Ой, не могу, ха-ха! Потрясающий вечерок! Во встреча, а? Ну, Слепаков!

      – Да я что-то не… Хотя вроде бы как знакомы…

      – Тошка Квитницкий! Ну? Спецучилище… ну? Не врубаешься? Антон! Я – Антон!

      – Антон… – растерянно промямлил Слепаков, обретая наконец силы, чтобы восстановить память. – Верно, Антон Квитницкий… Привет… Как ты здесь?

      – Был на минуту у сотрудника, кое-что уточнял. Да плевать! Ты как? Куда идешь? Домой? Кто там у тебя – баба, мелочь? Никого нету? Ха-ха-ха-ха-ха… Ну это ж класс! Садись рядом, не возражай! Едем сейчас же пить, жрать, говорить! Друг ситный! Вымер, исчез, а тут попался!

      Слепаков, чувствуя себя совершенно очумелым, оказался на сиденье рядом с бывшим приятелем юности. Дверца захлопнулась, и огромный, мерцающий никелевыми надписями «Мицубиси» понес его над остальными автомобилями, будто дельфин над косяком крупной и мелкой сельди.

      – Ах ты, мой дружище, пареный-жареный, куда ж ты провалился? – орал Антон Квитницкий, поражая Слепакова тем, что за четверть века, сильно изменившись внешне, нисколько не растерял энергии и неиссякаемо веселого нрава.

      – Да, верно, дружили… В училище… И потом встречались… – вспоминал больше для себя Слепаков. – Ты располнел, Тоша, малость и волосы…

      – Какое «малость»? Разжирел, как племенной хряк, но плотен – смотри… – Квитницкий, не снимая широких кистей с руля, надул бицепс. – Помнишь, как рвали штанги? Кое-что осталось, ого! Помнишь, как в спортзале выкидывали двухпудовку по тридцать раз? Живем! Ты где? Службу волокешь какую-нибудь? Или коммерсантствуешь?

      – Выкинули из конторы. Пенсия по выслуге лет и консультируй… то, что никому никогда не понадобится. А вообще, вместо полевых испытаний игрушек для спецназа, делаем электрочайники, тостеры, скороварки, выжималки… Катастрофа! Жена играет на аккордеоне в полуборделе, который называется Салон аргентинских танцев. С женой – хренотень… Словом, жизнь катится под гору. И в конце меня ждет, кажется, взрывное устройство.

      – Не неси лабуды, Севка, не дам кануть. Имею возможность помочь другу. Это мне зачтется как доброе, от чистого сердца деяние посреди лавины грехов. Жена чего – скурвилась? Плевать! Возьмешь другую. У тебя вроде от первого брака дите было… А тут нету? Сэ си бон, как говорят французы. Я с первой развелся из морально-этических соображений. Я ей (кандидатше наук) сказал: «Бросаю к раздербеневой бабушке всю вашу дребаную и гробаную математику и ухожу. В эту подлую, низкую, алчную, преступную, сквалыжную жизнь». Так мне и надо. Недаром говорится в Писании: «Коемуждо по делом его».

      – Ты ведь тридцати двух лет стал доктором, профессором! А теперь, значит, ты не математик? А кто?

      – Я