Название | Влюбленный демиург. Метафизика и эротика русского романтизма |
---|---|
Автор произведения | Михаил Вайскопф |
Жанр | Критика |
Серия | |
Издательство | Критика |
Год выпуска | 2012 |
isbn | 978-5-4448-0314-1 |
Физический мир не имел для меня никакой прелести. Когда я выходил из своего усыпления, мне становилось скучно <…> Все обыкновенное мне не нравилось. Я любил прогуливаться по карнизам развалившихся строений или бегать по срубам колодезей; любил лазить по высоким деревьям или, повиснув на суку, качаться над рекою; любил бродить по кладбищам, спускаться в полуразрушенные могилы, ловить летучих мышей и т. п. <…> // Все обряды нашей религии мне чрезвычайно нравились; особенно любил я службу на страстной неделе и на пасхе. Однажды мне пришло в голову сделаться отшельником <…> Я был чрезвычайно мнителен и всякий день ожидал кончины света. Сны мои были наполнены чудесным и таинственным[167].
Вообще, множество тогдашних писателей, от самых даровитых до самых бездарных, прикидывали возможность уничтожения нашего мира в какой-либо катастрофе. Одним из ее вестников представлялась комета Галлея[168]. Как раз в 1830-х гг. в России пробудился интерес к Юнг-Штиллингу[169] и его апокалипсическим пророчествам, подсказанным швабским мистиком И.А. Бенгелем. Согласно этим вычислениям, битва Христа с Антихристом должна была состояться в 1836 г.[170] В ожидании этой даты, по наблюдениям Чижевского и Виницкого, был создан и гоголевский «Ревизор». Уже ретроспективно, в 1838-м, Павел Каменский описывает панику среди русских обитателей Кавказа, сопредельного месту предсказанной битвы: «Лезгины… нападут… напали… скоро тридцать шестой год… светопреставление»[171]. Ожидания такого рода, свойственные всей романтической культуре, приоткрывали ее осознанную или инстинктивную волю к гибели. О ней говорили и сцены потопа, запечатленного в «Медном всаднике», и брюлловская тема «Последнего дня Помпеи», которая, в свою очередь, инспирировала серию откликов, сблизивших одноименные стихи того же Тимофеева с их знатными родственниками из круга пушкинских («Везувий зев открыл…»[172]) и гоголевских произведений. На этих потусторонних орбитах трогательно убогая мистерия Тимофеева «Последний день» или его стихотворение «Последнее разрушение мира» пересекались с «Последней смертью» Баратынского и «Последним катаклизмом» Тютчева: «Когда пробьет последний час природы…».
Поразительно, как часто в тогдашней культуре дифирамбы самой этой мудро сотворенной природе соседствуют с мыслью о ее роковой ущербности и с какой легкостью они перетекают в мечту о ее возвращении в прабытие. Так построен, к примеру, один из
167
Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века: Сб. произведений / Сост. А.А. Карпов. Л., 1989. С. 249–250.
168
См., например, стихотворение «Комета 1832 года»: Ознобишин Д.П. Стихотворения. Проза: В 2 кн. Кн. 1. М., 2001. С. 297–298. По контрасту, впрочем, можно напомнить о довольно оптимистическом издании – «Комета Белы» (1833; далее – КБ), включавшем в себя очерк Погодина «Галлеева комета».
169
См., в частности: Виницкий И. Нечто о привидениях. М., 1998. С. 153.
170
Юнг-Штиллинг И.Г. Победная повесть, или Торжество веры христианской. СПб., 1815. С. 209.
171
Каменский П. Отрывок из романа «Энский» // Сборник на 1838 год, составленный из литературных трудов А.К. Бернета, В.А. Владиславлева… СПб., 1838. С. 223. О влиянии эсхатологии Юнга-Штиллинга на русские секты еще и в 1840-е гг. см.: Молостовова Е.В. Жизнь и сочинения кап. Н.С. Ильина. СПб., 1914. С. 26–27, 60–61.
172
См., например, религиозную интерпретацию этой темы, предложенную в 1997 г. в статье Сурат «Пушкин и гибель Помпеи» (Сурат И. Вчерашнее солнце. О Пушкине и пушкинистах. М., 2009. С. 293–303) и недавно оспоренную Андреасом Шёнле: «“Везувий зев открыл…” и тема городской катастрофы у Пушкина» // И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию А.Л. Осповата. М. 2008. С. 187–197.