На арфах ангелы играли (сборник). Лариса Миронова

Маша наклонилась к самому уху Натальи Васильевны. – С электриками поостерегись. Особливо Гадалыча в дом не пускай.

      – А что такое?

      – Уж больно рыскучий мужичонка стал. Василь тебе свет сам сделает. Завтре с утречка корову проводит и придет. И струмент свой принесет, ни о чем не беспокойси. Укланивать не нады, сладишься недорого, – сказала Маша с такой душой в глазах, что Наталье Васильевне даже стало не по себе. – Вот ишо чаво – людей от Шишка ни под какое дело не бери, не бери, слышь? Точно тебе говорю – не бери. Поняла? Третёвось тут одно дело было… Как-нибудь покумекаем. Ну ладно, таперича уж точно иди. Пирожков завтре испеку, угощу девчонку. Ладненькая она у тебя.

      Маша улыбнулась и погладила по голове Сонику.

      – Ишо вот что, – крикнул из глубины двора Василь, – ты там в Москве скажи энтим умникам, что цену на хлеб поднять надумали, дураки они как есть! Какая от этого помощь крестьянину? Соображать надо! Нас оне энтими ценами без ножа зарежут. Ему в городе всё равно – десять или пятнадцать рублёв за батон платить. А мы тутати по десять буханок хлеба кажен день берем, а то чем скотину кормить? И курам хлебушко покрошишь, и корове в пойло буханку разомнешь, и поросенку в отруби хоть полбуханки запаришь да намнешь. Так ить есть не станет. И лошадь хлебушко с сольцей съест, овса не шибко разжились в энтом году. А как хлеб купить за такие деньги, кто подумал? Энто ж по полтине в день добавлять надо! За месяц – полторы тыщи! Вот их помощь селянину! Зерно ноне кто выращивает? Процент какой-то, не боле. Вот и повышайте закупочные цены, да посредников, что хозяв обирают по-наглому, в шею гоните или в Сибирь, на работы, в каторгу. А мы ить своим хозяйством промышлям да огородом, зерна ить не выращивам. А хлебушко из магазина тощим, как и вы, в городе. Только нам его нады в десять раз поболе, понимать такое дело нады! Ты скажи там в Москве, чтоб закусывали, когда выпимши!

      – Так и скажу, всенепременно, – улыбнулась Наталья Васильевна.

      – Васька думает, что ты дверь в Совет министров ногой открываешь, – махнула полотенцем в сторону мужа Маша.

      Они попрощались и вышли за калитку. Банка с молоком приятно грела, настроение улучшилось и Наталья Васильевна с внучкой, не сговариваясь, рассмеялись.

      – Девки, автобус был? Девки, скажите, пожалуйста, автобус был? Скудный голос, глухой и жалобный, раздался из темной будочки на автобусной остановке.

      – Это нас спрашивают? – дернула за рукав Наталью Васильевну Соника.

      – Наверное, – ответила Наталья Васильевна, оглядываясь по сторонам. – Был автобус, давно был.

      Они подошли поближе.

      – Господи, да это вы, Борис Алексеич?

      – А, приехали, голубушки!

      Мужчина встал, медленно пошел к ним на нетвердых ногах.

      – Боже мой, что с вами случилось, миленький вы мой?

      – Да, меня трудно узнать. Лица больше стало, – сказал он, посмеиваясь и поглаживая обширную лысину.

      – Вы болеете? Что за вид?

      – Нет, я здоровее, существенно здоровее, чем весь наш российский народ. Но меня выгнали