Правильное море. Александр Брыксенков

модно называть новые корабли именами погибших предшественников, что тоже не очень хорошо. За все время существования русского флота больше других повторялись следующие названия: «Штандарт» и «Гангут» по 5 раз, «Ингерманланд» – 6, «Не тронь меня» и «Азов» – 7, «Полтава» и «Самсон» – 8, «Выборг» – 10, «Меркурий» – 11, «Нарва» – 14, «Москва» – 18, «Надежда» —22. Такая практика явно не рациональна. Например говоря о «Меркурии» нужно каждый раз пояснять о каком «Меркурии» идёт речь.

      Считается, что: «Название судна (корабля, лодки) является отражением истории, политики, нравов и вкусов определенной эпохи, исторического периода. Оно несет в себе информацию о национальной принадлежности, а часто и о существующем общественно-политическом строе.»

      Однако этому положению крестители кораблей следовали далеко не всегда. В советское время нарекали корабли очевидно политики. Названия типа «Комсомолец Туркменистана» были сплошь и рядом. Но верхом нелепости было название одной из подводных лодок: атомный ракетный подводный крейсер «Имени ХХV съезда КПСС». Представляете: «Врагу не сдаётся наш гордый „Имени 25-го съезда КПСС“…»

      Хотя, конечно, были и удачные названия. Так сторожевые корабли проекта 50 носили названия зверей: «Пантера», «Ягуар», «Волк», «Горностай», «Пума» и даже «Гиена». Очевидно, что и морским богам такие имена нравились. «Зверки» отслужили по 39—42 года и никаких серьёзных инцидентов с ними не происходило.