Медин. wheelerson

ежно. И хорошо, если бы морозно и чистенько. Последние предпраздничные дни с утра крутило мокрым снегом, а к вечеру кляксы молочного неба безысходно таяли на сыром асфальте.

      Андрей выдохнул на это горячим воздухом и скрыл за матовым пятном уличные проталины. «Который год праздника не чувствуется», – он слез с подоконника и окинул болезненным взглядом неуютную комнату. Который год он болеет накануне новогодней вечеринки в школе. На кухне бабушка заскрежетала тарелками. Фарфор о фарфор. Неприятный звук проколол правое ухо и застрял в левом, ватном от гриппа.

      «Хотя, что значит „который год“? Всего лишь третий». Андрею – тринадцать лет, и три года назад вместо вечеринок были утренники: Дед Мороз в войлочном одеянии, девочки-снежинки, мальчики – д'артаньяны и мухоморы. Но Андрей и тогда болел. «А в образе больного приходить не хотелось».

      Он с рождения был слабым, сопливым, внешне, но, правда, не внутри. Только внутреннее здоровье девочки не очень замечали. Хотя надо быть справедливым, и видели они Андрея редко. Может, лишь летом, да ранней осенью. На торжественной линейке в школе. Вот еще на новогодних вечеринках, куда последние два раза он заваливался с температурой и другом Колькой.

      Колька был из тех друзей, что «друг так друг». Везде и всюду сопровождал Андрея, тумаки и радости делил с ним пополам. Можно сказать, что были они как два брата, хотя внешне и не скажешь: Андрей – худой, с прозрачной кожей, черными, взъерошенными волосами и большими аквамариновыми глазами. Колька – напротив, карапузный, с плюшевыми ручками и розовыми щечками, как это часто бывает – хоть леденец клади в бантичные губки. Был он полноват и неустойчив в своей простоватой одежде, но старался выглядеть вежливым, даже где-то деликатным и держаться с достоинством, как того требовали родители-ученые. Вернее, отец – сотрудник НИИ, и мать – школьный лаборант из кабинета химии.

      Колька справедливо гордился родителями-интеллигентами. И тем обиднее было слышать ему от дворовых хулиганов свое прозвище «Колхозник». Не ясно, откуда оно появилось и зачем. Закрепилось по наитию и повисло в воздухе: как ни шел Колька по улице, серенький, тихий, так ему в спину неслось – «Колхозник!». Обидно – слезы из глаз. Да еще отец хмурый смотрел интеллигентным взором из окна четвертого этажа на сына-колхозника, шторка нервно дрожала в углу. Но ничего нельзя было поделать с дуростью людской. Не бегать же за хулиганами с объяснениями!

      Можно было лишь поразмыслить, откуда что пошло. У Кольки существовала версия, которую он, будто оправдываясь, рассказал как-то Андрею. Связана она была с музыкальной школой, куда Кольку отдали родители «развиваться духовно и нравственно». «Чтоб не болтался по подъездам, – пояснил Колька, – сечешь?». А когда с такой целью, то все равно куда – попал в народные инструменты. Даже где-то в прямом смысле – наступил ногой на балалайку. Вот потом с этой балалайкой и коротал время после уроков. «То с тобой, то с ней», – виновато глядел Колька на Андрея. – Два года». Но Андрей это знал и лишь улыбался.

      А во дворе, когда узнали, повели себя иначе. «Слышал, что Колька из сорок третьей на балалайке играет? Да ладно! Я тебе говорю! И на ложках деревянных! Смешно! По дому в лаптях ходит. Ну и ну! А я видел его с козой! Из какой же он деревни? Он ее на балконе прячет… Эй, восадулин-вогородин, покажи козу! А, куда побежал?! Стой, пастух! Эй, колхоз!»

      Колька давно уже бросил музыкалку, обходил ее стороной, старался не общаться с мальчиками-габоистами, хотя парни были ничего. Но все тщетно: «Колхозник, грабли подбери!», – вырывалось всякий раз со стороны, и Колька лихорадочно начинал искать того, кто это кричал. «Да уж. Трус на трусе, – вздыхал Андрей. – Ни один тебе в глаза не скажет. Зато все из-за угла».

      Колька махал рукой, выпрямлялся и становился Николаем: «Я их молча презираю, не хочу мараться. Мой Колхоzник им еще накостыляет». Это он говорил про своего персонажа в онлайновой игре. В смоделированном мире, где очень многие имели своих героев, Колька был серьезным воином – два уровня до максимального, запакован в волшебную сталь, с двуручной колотушкой древнего магического происхождения.

      «Да, мой Андромед от одного твоего удара сляжет», – с уважением отмечал Андрей. Его герой был средней руки, усовершенствовался неактивно, можно сказать, вяло. В общем, вялый был герой. Колька же себе такого позволить не мог. Пусть в виртуальности, но он чувствовал себя так, как хотел.

      «Вот с Призраком сходим в рейд на два оставшихся замка, и пусть тогда эта школота верещит, не дам им выполнить ни одного квеста», – сжимал мешочки-кулаки Николай, и было очевидно, что обещание свое сдержит. Многих из тех, кто третировал его в школе и дворе, он уже побивал при случае магической колотушкой в темя, но теперь все шло к тому, что набравши максимальную силу, Николай вовсе не даст никому из противников нормально жить. Особенно в компании таинственного Призрака.

      Этот, до сих пор неизвестный друзьям персонаж, был в игре, казалось, всегда. И с первых дней им благоволил – помогал проходить сложные квесты, снабжал уникальной броней, оружием и зельями. Конечно, это смущало. Но расспросы в чате утыкались лишь в жизнерадостные