Всем смертям назло. Вадим Давыдов

очень люблю сердиться, – улыбнулся Гурьев.

* * *

      – Что он делает?! – шёпотом спросил Осоргин, который вместе с Матюшиным слушал этот «открытый урок» в соседней комнате. Гурьев специально, с далеко идущими намерениями, пригласил обоих офицеров. – Господи Боже, да что же это он делает такое?!

      – Он лепит нам с вами Государя, Вадим Викентьевич, – почти так же тихо ответил генерал. – С заглавной буквы. Того самого Государя, которого у нас нет и который нужен нам, как воздух. Вот что он делает. И вылепит, будьте уверены. А потом встанет – и уйдёт. Всё точно так, как говорил.

      – Боже мой… Каждое слово, просто каждое слово! Ведь это же записывать надо, записывать! Как – уйдёт?! Кто же ему позволит – такому – уйти?!

      – Уйдёт, Вадим Викентьевич. И правильно сделает. Поступит, так сказать, единственно возможным способом, – горько вздохнул Матюшин.

      – Ну, значит, я с ним уйду, – Осоргин закрыл глаза. – Без него мне никакой государь не нужен. Вот такое моё всем вам слово – офицерское слово, последнее.

      – Послушайте, Вадим Викентьевич, – сердито проговорил Матюшин. – Поверьте, я прекрасно понимаю, что с вами творится, ибо сам переживаю нечто весьма похожее. Но думаю, однако, следует всё же внять доброму совету Якова нашего свет Кирилловича и перестать воспринимать происходящее в столь откровенно мистическом и магическом ключе. И, наконец, вместо того, чтобы завывать от восторга и биться лбом об землю, – чего сии беспримерные деяния, вне всякого сомнения, заслуживают, – всё-таки начать в полную силу Якову Кирилловичу помогать. Так как именно для этого мы с вами, насколько я понимаю, сюда и приглашены!

      – Призваны, ваше превосходительство, – Осоргин посмотрел на генерала и кивнул. – Призваны.

      – Вот и замечательно. Так давайте-ка займёмся своими прямыми обязанностями призванных на службу солдат. Я подготовлю господ офицеров к предстоящему докладу и обговорю с ними круг возможных вопросов. А вы, если вам это не в тягость, подготовьте, пожалуйста, помещение и надлежащий реквизит.

      – Слушаюсь, ваше превосходительство, – ухмыльнулся, козыряя генералу, Осоргин.

* * *

      Тэдди волновался – кажется, это было первое в его жизни выступление на публике, да ещё перед теми, к кому он испытывал вполне понятное для мальчика уважение и даже восхищение: офицеры, почти все имевшие боевые награды и получавшие свои звания не в гарнизонах, а в битвах и сражениях с врагом, часто обладавшим многократным превосходством в живой силе и технике. «Курсанты», в свою очередь, чрезвычайно заинтригованные намёками генерала и таинственным видом кавторанга, тоже предвкушали удовольствие: кроме естественного любопытства, – как тринадцатилетний мальчик справится с ролью докладчика, это было ещё и достаточно редкое развлечение, поскольку предельно жёсткое расписание занятий курсантов «зигзагов» не предусматривало.

      Наблюдая за тем, как преувеличенно-вежливое внимание на лицах мужчин, повидавших и переживших такое, чего при иных обстоятельствах хватило бы на добрый десяток жизней, сменяется неподдельным интересом и нежностью к мальчику,