Времена испытаний. Неонилла

и козьим молоком, чтобы у него было больше силы обнимать меня.

      – Обнять тебя у меня всегда найдется сила, в этом можешь не сомневаться. Ты всегда будешь чувствовать себя в моих объятиях. К тому же, кроме меня ни одна женщина этого не дождется. Ну, все на сегодня, а то на вечер не останется поцелуев. Иди лучше мясо приготовь.

      – Ты сомневаешься, – Камрин хотел поймать ее, но она весело рассмеялась, увернувшись из рук, и побежала во двор.

      Посмотрев на лежавшую на снегу добычу, Ангела сказала:

      – Ты опять спускался в деревню, я же просила не делать этого. Пойми, здесь люди опасны, они не такие, как твои христосцы.

      – Милая моя, люди всегда и везде люди. Просто некоторые узрели истину, а некоторые пока нет.

      – Дай бог, чтобы ты был прав…

      – Любовь моя, не сердись. Я тут видел одну бедную женщину в этом поселке. Она и ее дети голодают – пьяный муж сломал ей как-то руку, ей трудно работать. Она все время ждет, когда кто-нибудь что-нибудь даст поесть ей и ее детям. Разве у нас позволили бы матери голодать?

      – Не у вас, но в других странах вашей планеты такое происходило сплошь и рядом! Поэтому тебе надо быть подальше от их проблем, все равно ты их всех не прокормишь. Это не твоя родина, ты только раньше времени попадешь в беду.

      – Что ты, Ангела, разве их тебе не жалко?

      – Жалко, но я их не пойму. На моей планете такого не встретишь, а эти сами себя губят. Как же низко надо пасть, чтобы позволить унижать себя, быть для кого-то рабыней. Бог наделил всех разумом, и я не представляю, что человек может быть чьим-то рабом. Как можно позволить другим людям помыкать собой? Слава Богу, что наша планета поднялась выше этого. Ну и твой народ тоже, – добавила она.

      Камрин наколол дров, развел огонь и начал разделывать тушку зайца. После завтрака, когда они убрали посуду, Камрин сказал:

      – Ангела, надои, пожалуйста, молока, я специально принес котелок. Хочу сходить в поселок после обеда, меня будет ждать мать, я обещал ей принести молоко горной козы.

      – Ты и так каждый раз относишь дичь.

      – Никогда не думал, что тебе жалко.

      – Ты хорошо знаешь, что мне ничего не жалко. Но это их проблемы, пусть сами разбираются. Мне жаль только нас. Если они узнают о нашем существовании, то не дадут покоя. А нам некуда податься, мы гости здесь, не забывай!

      – Вот именно, гости. Но нас никто искать не станет – снег глубокий, и они вряд ли пойдут в горы. И что с нас взять? Разве что мой нежный цветок, так я еще в силах его сберечь. Весной нас не будет здесь, мы улетим, не так ли? А пока мне необходимо общаться с этими людьми, надо ведь мясо менять на другие продукты.

      Камрин был уже достаточно знаком с земной жизнью в этом небольшой портовом поселке, куда иногда приплывали смешные по его понятиям и очень неуклюжие местные парусники. И эта жизнь вызывал у него отвращение – многие люди здесь жили явно на грани нищеты, а кто-то ходил сытый и довольный всем. Видя это, ему быстрей хотелось вернуться на свою планету, к христосцам, брошенным на произвол судьбы. И ничего, кроме этих переживаний, его не волновало. Но это была не только тоска по родине, а волнение от