Каждому родителю хочется оказаться на месте подростка – уж он тогда бы сделал все правильно! И каждый подросток мечтает оказаться на чьем-нибудь месте, потому что не понимает, где его собственное. Но, как выясняется, жить можно только своей жизнью. И когда это получается, вырастает хороший человек – несмотря на все косяки родителей. Для семей, где есть подростки. И для подростков, которые не понимают, чего от них хотят их родители.
В книге представлены наиболее известные авторы и произведения американской литературы смеха за последние 300 лет, от Бенджамина Франклина до юмористов и сатириков конца XX века. А также всё многообразие юмористических жанров: юмористические и сатирические рассказы, очерки, эссе, пародии, стилизации, театральные бурлески, афоризмы и т. д.
В книге представлены наиболее известные авторы и произведения английской литературы смеха за последние 400 лет, от Свифта до юмористов и сатириков конца XX века. А также все многообразие юмористических жанров: юмористические и сатирические рассказы, очерки, эссе, а также пародии, стилизации, театральные бурлески, афоризмы и т. д.
В этой книге двадцать семь авторов размышляют о счастье, делятся с читателями своими заветными воспоминаниями о том счастье, которое они пережили и запомнили, рассказывают истории, в которых главное – счастье. Не все эти истории радостные, да и веселья не так много, как хотелось бы, ведь счастье и радость – совершенно не всегда синонимы. Но люди неизменно с интересом и уважением смотрят на героических покорителей вершин, а поиск собственного пути к счастью – это как трудное восхождение на горную вершину.
«Говорил, что будет только играть, а сочинять бросит, т. к. лучше “Колоколов” все равно ничего не напишет». Эта запись в дневнике Мариэтты Шагинян – убедительное свидетельство того, насколько дорога была эта поэма Сергею Рахманинову. В начале 1930-х годов в беседе со своим биографом Оскаром фон Риземаном композитор, вообще крайне скупой на признания, подтвердил: «Это произведение, над которым я работал со страстной увлеченностью, я люблю более всех прочих своих сочинений». При его обыкновении незаслуженно охладевать ко многим своим творениям по прошествии времени такое постоянство в оценке «Колоколов» говорит о многом…»
«Судьба «Страстей по Иоанну» оказалась едва ли не самой скромной в истории изучения и восприятия творчества Иоганна Себастьяна Баха (1685–1750). В культурной жизни Европы эта музыка долго оставалась оттесненной другими, куда более известными и чаще звучавшими произведениями, – а это, конечно же, «Страсти по Матфею», Месса си минор, мотеты, Бранденбургские концерты, клавирные и органные сочинения. И в XIX веке на долю «Страстей по Иоанну» не выпадало сенсационного успеха, подобного тому, что сопутствовал «Страстям по Матфею» с 1829 года, когда Феликс Мендельсон-Бартольди впервые исполнил в своей аранжировке большую часть номеров из этого опуса…»
«Ровно 100 лет назад – 10 декабря 1908 года – в Нью-Йорке Русский симфонический оркестр под управлением Модеста Альтшулера впервые показал миру новую симфонию самого необычного из русских композиторов той поры. Реакция американцев, не так давно слушавших сольные выступления ее автора, в историю не вошла, зато русские премьеры (19 января 1909 года – Петербург, 21 февраля – Москва) вызвали настоящую бурю. Свидетели московского концерта единодушны: событие было из ряда вон выходящим…»
«Я не люблю излишеств. Уже есть так много, много заупокойных месс! Нет нужды добавлять к ним еще одну», – как-то написал Верди. Однако судьба распорядилась иначе. Трагическая кончина любимого писателя и поэта, творчеством которого композитор восхищался, послужила поводом к созданию грандиозного музыкального памятника великому современнику – знаменитого Реквиема памяти Мандзони…»
«Послушайте, уважаемые, вы слишком серьезно смотрите вокруг. От ваших насупленных бровей и выражения мировой скорби на лицах может прокиснуть пиво, даже если оно, по вашему теперешнему обычаю, разлито в металлические банки – не говоря уж о кефире в картонных пакетах. Посмотрите вокруг: как кружится в танце осенняя листва! Послушайте прыгающие синкопы и “кусачие” пунктирные ритмы поездов метро. О, угрюмые филистеры! – вы увязли в своих серых буднях; а вы, бегающие пальцами по клавиатуре ученики училищ и студенты консерваторий, – в своем унылом конкурсном честолюбии. Поднимите глаза на небо, засмейтесь вместе с музыкой юного Шумана! Она столь же молода, прекрасна и непредсказуема, как и без малого двести лет назад!» – так, быть может, воскликнул бы Флорестан, доживи он до сегодняшнего дня…»
«На башне главного собора Праги – собора Св. Вита – один над другим расположены два циферблата. На верхнем нет минутной стрелки – он ведет отсчет только часам. Нижний же старается вовсю, отсчитывая минуту за минутой. Часы наверху башни предназначены для королей – вот уж действительно, «не думай о секундах свысока». Ну а нижние – для простого смертного («душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь»)…»