Мультимедийное издательство Стрельбицкого
Все книги издательства Мультимедийное издательство СтрельбицкогоThe Twenty-Third Century: Nontraditional Love
The dystopian novel The Twenty-Third Century: Nontraditional Love describes an inverted (homosexual) world in which mixed-sex marriages are forbidden. Conception occurs in test tubes. In lesbian families, one of the women carries the child. Gay male couples turn to surrogate mothers to bring their children to term. The Netherlands is the only country where mixed-sex marriages are permitted. In this world intimacy between the opposite sexes is rejected, world history and the classics of world literature, such as Tolstoy, Shakespeare, Dumas… even the Bible – have been falsified in order to support the ideology of the homosexual world. In this world same-sex love is a traditional love.At the heart of the novel is a love story between a man and a woman who unfortunately were born as heterosexuals in a homosexual world and they forced to hide their feelings and their sexual orientation.The novel is similar to books written by George Orwell, such as 1984.
Napoleon Great-Great-Grandson Speaks
The book begins with the story of how Napoleon Bonaparte found himself in the house of Armand-Emmanuel du Plessis, the Duke of Richelieu and governor of Odessa, in 1807. A brief liaison with the duke’s 19-year-old Italian servant girl, Luisa Ravelli, resulted in the birth of a son. The bombing of Odessa by an Anglo-French squadron in 1854 and the landing of French troops in Odessa in 1918 had the objective of finding that illegitimate son.The protagonist of the book, Yevgeny Rivilis, is Bonaparte’s great-great-grandson and a Russian emigre who landed in New York in August 1996. His personal drama is compounded by the fact that his ex-wife, Sophia, from whom he is not formally divorced, proves to be the mistress of one of the terrorist leaders… This fact explains the additional interest that the security services have in him…Part two of the book recounts the cooperation and opposition between the FBI and the FSB, one of the successors to the KGB. The security services’ clandestine operations culminate in murders. Both sides suffer losses. An FBI agent and an FSB agent operating under diplomatic cover are victims of the secret war in New York. Sometime later two related murders occur: the killing in Moscow of Yuri Shchekochikhin, an opposition journalist and a member of the State Duma (July, 2003), and the slaying of Zelimkhan Yandarbiyev, the vice-president of Ichkeria in Doha, Qatar (February, 2004). Both events are indirectly linked to Sophia.The story unfolds in New York, Washington, Las Vegas, Paris, Copenhagen, Baghdad and Damascus.
The Messiah Who Might Have Been
The first story The Messiah Who Might Have Been based on real events which take place in Siberia during the Cold War, when tensions between the Soviet Union and the USA affected the fates of ordinary people in a terrible way.
Эхо проклятия
«В саквояже лежала отрезанная левая кисть Марии. Я узнал бы ее из тысячи, даже если бы на безымянном пальце не было подаренного мной старинного серебряного кольца. Очень ценного кольца – с точки зрения антиквара. И кто бы ни совершил это зверство, надо отдать ему должное: он не разменивался на мелочи. Итак, у меня был выбор. Я мог ждать возвращения однорукой женщины. Или найти то, что они хотели. За семь дней. По времени этого мира. Так вместо пепла в реликварии появилась рука… Если причиной непоправимых бед была человеческая глупость, жадность или злоба, вам по крайней мере есть кого ненавидеть, против кого обратить свой гнев, на кого выплеснуть свою ярость. Есть кому мстить, в конце концов. Но что, если вашим палачом становится сила, находящаяся за гранью уязвимости и даже за гранью понимания? Вы будто слышите всего лишь эхо проклятия – не произнесенного, потому что не существует языка, способного выразить мерзость и ужас происходящего, как не существует губ, с которых оно стекло, а также дурного глаза, который можно было бы выколоть, или черного сердца, в которое вы хотели бы вбить осиновый кол…»
Утраченный свет
Установлен абсолютный контроль над сознанием живущих на Земле людей. Орбитальные источники психотронного излучения превратились в аналоги сверхъестественных существ. Им поклоняются как богам древности. Цивилизация сосредоточена в городах, разделенных обширными малонаселенными территориями, на которых царит анархия. Политическая система представляет собой диктатуру, поддерживаемую Орбитальным Контролем. Сопротивление практически невозможно, так как вызывает психические расстройства или разрушение самой среды обитания. Все стороны жизни жестко детерминированы. Попытки альтернативного существования предпринимаются в законспирированных монастырях. С помощью клонирования и специальных методик тут создают существ, не подверженных влиянию управляющих излучений. Цель клонов – уничтожение источника, формирующего единственную «реальность». Но Орбитальный Контроль посылает на перехват собственного неуязвимого охотника…
Человек со многими голосами
Загадочное существо, именующее себя Ролло, – то ли трикстер, то ли мутант, то ли близкий родственник нечистой силы (а может быть, и тот, и другой, и третий) – бродит по свету, преследуемый крестоносцем-фанатиком, тоже далеко не простаком. Им суждено встретиться в городе под названием Камень – странном месте, где выродившаяся цивилизация приобрела гротескные формы, магия изменила саму суть противостояния, а судьба проявляет себя в виде смертельно опасной игры, причем как минимум один из игроков – нечеловеческое создание, чьи мотивы и цели целиком находятся вне привычных категорий «добра» и «зла».
Пропуск
Сплав динамичного триллера, боевика и роуд-стори, а также притча о девушке-бродяге, случайно оказавшейся за рулем автобуса с двенадцатью детьми-сиротами в салоне. Она странствует в землях, где господствует террор, а такие понятия, как закон, милосердие и право, давно забыты. Она – плоть от плоти этого жестокого мира, однако постепенно в ней просыпается человечность. На ее долю выпадают чудовищные испытания, и все же ей удается ценой лишений и невзгод благополучно довести автобус до конечного пункта маршрута. А что если этот пункт называется «Рай»?..
Мифотворец
«…На выходе из вибро я обнаружил, что воплотился в высокого и массивного тридцатипятилетнего мужика с квадратной челюстью, стрижкой «полубокс», перебитым носом и вдобавок с кулаками (да и рефлексами), готовыми к грязной работе. Темный костюм был словно позаимствован из гардероба владельца похоронного бюро, хотя сидел отлично, да и ассоциации вызывал не совсем уж случайные. Честно говоря, будь моя воля, я выбрал бы для себя что-нибудь более утонченное, но я стараюсь свято соблюдать элементарное правило «не лезь за чужой экран со своим мясом», как, впрочем, и другие общепринятые нормы вежливости… После безвременья, проведенного в океане астральной любви, я почти позабыл, как быстро все меняется здесь, внизу. И я не стал бы утверждать, что меняется к лучшему. Перемены не то чтобы настораживали, но настраивали на особый лад. Я понял, что будет трудно, гораздо труднее, чем прежде. От подавляющего большинства двуногих старым религиозным духом даже не пахло, а новый запашок был каким-то подозрительным, исходил не вполне оттуда, откуда раньше, и сильно напоминал духи дешевой проститутки…»
Убийца сновидений
Даже спустя десяток лет Максим Голиков так и не может вспомнить, каким образом ему удалось выбраться из психушки. Черное пятно в его личном календаре простирается от неразберихи и апатии конца девяностых до восьмого года нового столетия, изрядно забрызгав еще много страниц, но об этом он как раз жалеет менее всего. Все происходившее раньше представляет собой пунктирную линию, штрихи которой отмечают события важные или довольно никчемные и перемежаются пустотами продолжительностью от нескольких минут до нескольких суток. Но и это лишь приблизительно, ведь, пытаясь вспомнить утраченное, он может судить об отрезках времени только косвенно, а о случившемся с ним – с чужих слов. В любом случае он очутился на свободе, так и не избавленный от постоянного ощущения опасности. Спасает от окончательного параноидального измора лишь то, что вся его прежняя, настоящая, добольничная, украденная кем-то жизнь давно сделалась для него подобием тени на стекле: он всматривается в эту тень, с отчетливым холодком понимая, что тень ему не принадлежит, и в то же время не может разглядеть, чья же она: то ли человека, который пытается заглянуть из царившей снаружи тьмы в освещенный дом и, вероятно, вернуться домой; то ли это тень бродяги, навеки лишенного дома, покоя и даже памяти о лучших днях, приблудившегося в тщетных потугах оборвать странствие, которого и врагу не пожелаешь.
Танатос рулит!
«В последнее время его все чаще тянуло репетировать. Он садился напротив окна, включал тяжелую музыку, брал незаряженный пистолет и подносил ствол к виску. Через минуту, две или три он нажимал на спуск. Репетировал. Так он это называл. Чем не духовное упражнение? Даже если знаешь, что обойма пуста и нет патрона в стволе… ну а вдруг? Маленькое, ничтожное «вдруг», обладающее исчезающей, почти чудесной вероятностью, превращало это пошлое действо в опасное приключение, от которого льдом сковывало кишки и в голову приходили разные странные мысли…»