Олег думал, что горсть таблеток избавит от бессмысленности существования. В чем-то он был прав, только вместо могилы оказался в мире, где колдуны, мутанты и магические артефакты – обыденность. Попав в тело боевого мага Сергара Семига, Олег получает и его память, и его неприятности. В чужом мире первое правило – никому не доверять, даже если это ослепительная красотка. Артефакт, стоящий целое состояние, будит в людях алчность и жестокость, и Олегу придется расплачиваться и за свое везение, и за доверчивость. Только вот он – боевой маг, и последнее слово за ним…
Сила таланта Есенина в том, что в нем неразрывно слиты и человек и поэт. И через него мы как бы видим не только обычно сокрытую от взоров жизнь человеческой души, но и жизнь общества и самого времени. В настоящее издание вошли все известные в настоящее время стихотворения Сергея Есенина.
– До меня дошли слухи, что ты ждешь ребенка, – он уткнулся в ее волосы носом, задыхаясь от слов, которые собирался произнести. – Моего… ребенка? Из ее глаз покатились слезы, и она не могла ничего ответить ему. – Ну же, Джо! – злился он, отстраняясь. – Скажи мне! – Нет! – с надрывом выкрикнула она. – Он не может быть твоим! Между нами ничего не было! – Дьявол! – он ударил в стену кулаком. – Зачем ты врешь мне? – Нам нельзя… СПОЙЛЕР Герои не состоят в кровном родстве друг с другом! Ранняя работа автора.
Они из разных миров. Рада – простая служащая на задыхающейся от смога Земле, она не доверяет мужчинам, а красивые финалы романов вызывают у нее лишь саркастичную улыбку. Не для нее вся эта мишура. Дуглас – знаменитый звездный капитан, привык побеждать всегда и во всем. Не важно: задание ли это, связанное с риском, или любовное приключение. Финал всегда должен быть предсказуем – он добивается желаемого. Что может свести их вместе? Правильно – простое мужское пари.
«…Но струи крови чудовища обрызгали тело князя Петра, и от этой поганой крови он покрылся струпьями, потом язвами и тяжело заболел. Он призывал всех врачей своего княжества, чтобы исцелили его, но ни один не мог его вылечить…»
«Дождливый летний день. Я люблю в такую погоду бродить по лесу, особенно когда впереди есть теплый уголок, где можно обсушиться и обогреться. Да к тому же летний дождь – теплый. В городе в такую погоду – грязь, а в лесу земля жадно впитывает влагу, и вы идете по чуть отсыревшему ковру из прошлогоднего палого листа и осыпавшихся игл сосны и ели. Деревья покрыты дождевыми каплями, которые сыплются на вас при каждом движении. А когда выглянет солнце после такого дождя, лес так ярко зеленеет и весь горит алмазными искрами. Что-то праздничное и радостное кругом вас, и вы чувствуете себя на этом празднике желанным, дорогим гостем…»
«Жил-был Иванушка-дурачок, собою красавец, а что ни сделает, всё у него смешно выходит, не так, как у людей. Нанял его в работники один мужик, а сам с женой собрался в город; жена и говорит Иванушке: – Останешься ты с детьми, гляди за ними, накорми их! – А чем? – спрашивает Иванушка. – Возьми воды, муки, картошки, покроши да свари – будет похлёбка!..»
«Когда я был маленький, я учился в военной гимназии. Там, кроме всяких наук, учили нас ещё стрелять, маршировать, отдавать честь, брать на караул – всё равно как солдат. У нас была своя собака Жучка. Мы её очень любили, играли с ней и кормили её остатками от казённого обеда…»
«Цыганы шумною толпой По Бессарабии кочуют. Они сегодня над рекой В шатрах изодранных ночуют. Как вольность, весел их ночлег И мирный сон под небесами. Между колесами телег, Полузавешанных коврами, Горит огонь: семья кругом Готовит ужин; в чистом поле Пасутся кони; за шатром Ручной медведь лежит на воле…»
«Лет сорок тому назад в С.-Петербурге, на Васильевском острову, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который еще и до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотою, хотя и далеко еще не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского острова не было веселых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров…»