«Логос» – один из старейших независимых гуманитарных журналов, возникших в постсоветский период. Журнал продолжает западническую традицию, развивая ту интеллектуальную линию русской культуры, которая связывает его, в частности, с дореволюционным «Логосом» – международным ежегодником по философии культуры, издававшимся в начале XX века. За время своего существования «Логос» эволюционировал от журнала профессионально-философской ориентации, выполнявшего определенную просвещенческую функцию, до издания, охватывающего, помимо того, широкий спектр общественных проблем и стремящегося представить на своих страницах наиболее интересные и заметные интеллектуальные инновации современной России, а также основные тенденции мировой общественно-политической мысли. В номере: ЙОЭЛЬ РЕГЕВ. Введение в исчисление сред ДЕНИС ШАЛАГИНОВ, АРМЕН АРАМЯН. От Анти-Эдипа к Анти-Хайпу: критика гиперверия ЭНДРЮ КАЛЬП. «Мы можем ненавидеть этот мир с любовью». Интервью ИЭН ГАМИЛЬТОН ГРАНТ. Химия тьмы и многое другое
«Логос» – один из старейших независимых гуманитарных журналов, возникших в постсоветский период. Журнал продолжает западническую традицию, развивая ту интеллектуальную линию русской культуры, которая связывает его, в частности, с дореволюционным «Логосом» – международным ежегодником по философии культуры, издававшимся в начале XX века. За время своего существования «Логос» эволюционировал от журнала профессионально-философской ориентации, выполнявшего определенную просвещенческую функцию, до издания, охватывающего, помимо того, широкий спектр общественных проблем и стремящегося представить на своих страницах наиболее интересные и заметные интеллектуальные инновации современной России, а также основные тенденции мировой общественно-политической мысли. В номере: АРТЕМ МОРОЗОВ. Подводное течение идеализма проблем ЖИЛЬ ДЕЛЁЗ. От Христа к буржуазии КИТ ФОЛКНЕР. In utero: Делёз – Сартр и сущность женщины ЕВГЕНИЙ БЛИНОВ. Шок радикальной новизны: ранний Делёз и пробелы смысла КРИСТИАН КЕРСЛЕЙК. Об основании Делёза и многое другое
«К философии (О событии)» по праву может быть назван вторым главным трудом Мартина Хайдеггера после «Бытия и времени». В этой работе вопрошание о бытии, разработанное в фундаментальной онтологии «Бытия и времени», движется по другому, бытийно-историчному, пути. Первый план этого текста был составлен весной 1932 года, а написан он был в 1936–1938 годы. «К философии» – это не «произведение», а некое намеренно произвольное собрание заметок, содержащее ходы мыслей, знание которых необходимо для понимания пути мышления Хайдеггера в целом. В качестве начального бытийное мышление готовит переход от конца истории первого начала – метафизики как вопрошания о сущем как таковом – к другому началу, вопрошанию об истине самого бытия как просвета самосокрытия. Тексты, опубликованные позднее в ряде томов, в том числе «Размышления» («Черные тетради»), являются вариацией главных мотивов «К философии». Все вместе они представляют собой захватывающий центральный этап пути хайдеггеровского мышления и вполне обладают ценностью для каждого из нас, кто, как и Хайдеггер, хочет обратиться к тому, что наиболее достойно постановки под вопрос. Для всех, кто интересуется философией Мартина Хайдеггера и историей философии XX века.
«Логос» – один из старейших независимых гуманитарных журналов, возникших в постсоветский период. Журнал продолжает западническую традицию, развивая ту интеллектуальную линию русской культуры, которая связывает его, в частности, с дореволюционным «Логосом» – международным ежегодником по философии культуры, издававшимся в начале XX века. За время своего существования «Логос» эволюционировал от журнала профессионально-философской ориентации, выполнявшего определенную просвещенческую функцию, до издания, охватывающего, помимо того, широкий спектр общественных проблем и стремящегося представить на своих страницах наиболее интересные и заметные интеллектуальные инновации современной России, а также основные тенденции мировой общественно-политической мысли. В номере: Ольга Кошовец, Тарас Вархотов. Натурализация предмета экономики: от погони за естественно-научными стандартами к обладанию законами Природы Руслан Хестанов. Кибернетическое движение в перспективе различия аналогового и цифрового Михаил Волошин. Антиредукционизм и эмансипация микробов (John Dupre. Processes of Life: Essays in the Philosophy of Biology) Тарас Вархотов. В поисках эпистемологии согласия: к 35-летию «Левиафана и воздушного насоса» (Steven Shapin, Simon Schaffer. Leviathan and the Air-Pump: Hobbes, Boyle, and the Experimental Life) и многое другое
«Логос» – один из старейших независимых гуманитарных журналов, возникших в постсоветский период. Журнал продолжает западническую традицию, развивая ту интеллектуальную линию русской культуры, которая связывает его, в частности, с дореволюционным «Логосом» – международным ежегодником по философии культуры, издававшимся в начале XX века. За время своего существования «Логос» эволюционировал от журнала профессионально-философской ориентации, выполнявшего определенную просвещенческую функцию, до издания, охватывающего, помимо того, широкий спектр общественных проблем и стремящегося представить на своих страницах наиболее интересные и заметные интеллектуальные инновации современной России, а также основные тенденции мировой общественно-политической мысли. В номере: Лоррейн Дастон. О ценности коллективной работы и исследования практик. Интервью Елена Аронова. Геофизические датаскейпы холодной войны: политика и практики мировых центров данных Ирина Сироткина. От контроля сверху к самоорганизации: оттепель и теория управления движениями и многое другое
«Логос» – один из старейших независимых гуманитарных журналов, возникших в постсоветский период. Журнал продолжает западническую традицию, развивая ту интеллектуальную линию русской культуры, которая связывает его, в частности, с дореволюционным «Логосом» – международным ежегодником по философии культуры, издававшимся в начале XX века. За время своего существования «Логос» эволюционировал от журнала профессионально-философской ориентации, выполнявшего определенную просвещенческую функцию, до издания, охватывающего, помимо того, широкий спектр общественных проблем и стремящегося представить на своих страницах наиболее интересные и заметные интеллектуальные инновации современной России, а также основные тенденции мировой общественно-политической мысли. В номере: Питер Деар. Историей чего является история науки? Истоки идеологии современной науки в раннее Новое время Лоррейн Дастон. История науки и история знания Теодор Портер. Как наука стала технической Стивен Шейпин. Как быть антинаучными и многое другое
Сопротивление Хайдеггера «модерну» стало едва ли не официальным его завещанием. «Черные тетради» лишь укрепили этот антимодернистский вывод, превратив Хайдеггера в ведущего философского мракобеса XX века. Но, быть может, не стоит верить Хайдеггеру на слово? Что если попытаться деконструировать Хайдеггера как модерниста, вскрыв за декларативным уровнем инвектив и дежурной критики территорию модернистской онтологии с ее собственными проблемами (такими, как надежность и юзабилити), которые и по сей день определяют нашу ситуацию знания? Чего в конечном счете хотел Хайдеггер как последний auteur философии и чего он достиг?
Постсекулярность – это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот – это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном. Тексты, собранные в данной книге, – это результат более чем десятилетней рефлексии, попытки осмысления постсекулярности с каждой из обозначенных выше сторон: и как новой социальной реальности, и как новой модели репрезентации, нового языка, призванного эту реальность осмыслить и описать.
Когда приходят в столкновение права собственности и законодательство об охране окружающей среды, на чью сторону должно стать верховенство права? Именно в этом аспекте Джереми Уолдрон исследует Верховенство Права как с исторической точки зрения – рассматривая теорию собственности Джона Локка, – так и с точки зрения современных юридических дискуссий. Его понимание соотношения между верховенством права и защитой частной собственности отличается критичностью и прямотой. Он критикует представление – ассоциирующееся с моделью ожиданий инвесторов, которой придерживается Всемирный банк, – о том, что общество, которое не может защитить права собственности от законодательных ограничений, не в состоянии поддерживать верховенство права. В этой книге, выросшей из Хемлинских лекций 2011 года, Уолдрон отвергает идею о том, что верховенство права отдает приоритет правам собственности по отношению ко всем иным правовым формам, и, напротив, заявляет, что верховенство права должно утверждать и приветствовать применение законодательства для достижения обоснованных социальных целей.
В этой книге Джон Най развенчивает миф о том, что Британия была фритредерской страной во время и после промышленной революции, показывая, как британцы использовали тарифы – особенно на французское вино – в качестве меркантилистского инструмента для ослабления Франции и ответа на давление со стороны местных пивоваров. В книге показывается, что никакого плавного перехода от меркантилистского государства в XVIII в. к бастиону свободной торговли в конце XIX в. в Британии не было. Это ревизионистское описание позволяет объяснить превращение Британии из второстепенной державы в доминирующую страну в Европе. Оно также показывает, как Британия и Франция обсуждали важнейший торговый договор 1860 г., который сделал европейские рынки открытыми на несколько десятилетий до начала Первой мировой войны. Обращаясь к XVII столетию и рассматривая особенности истории англо-французского военного и торгового соперничества, Най помогает нам понять, почему британцы пьют пиво, а не вино, почему португальцы продавали алкоголь практически только в Британию и как либеральной Британии XVIII в. удалось ввести беспрецедентно высокие ставки налогов (доходы государства росли в пять раз быстрее, чем ВНП).