«– Еще эля, уважаемая подземная низкорослик? Вопрос был адресован главным образом стоящей на столе позолоченной клетке с канарейкой – ближайший к ней «подземная низкорослик» смог издать придушенное мычание. Смуглая полуэльфка и рыжая, с россыпью веснушек, туземка напористо брали гнома на абордаж, и хотя тот еще цеплялся обеими руками за опустевшую кружку, исход сражения не вызывал сомнений…»
«– К черту, – говорит Женевьева. – Я ухожу, – говорит Женевьева. – Все кончено. На журнальный столик летят ключи, на брелке – два пошлых пластмассовых сердца и кроличья лапка – на счастье…»
«Все, что вокруг нас, называется светом. У света четыре стороны. Там, где восходит Медное солнце – восток. Где Золотое – запад. Если встать так, чтобы восток был по правую руку, за спиной окажется юг. Там ничего не восходит, зато с севера, который напротив юга, по ночам всплывают в небо сразу три солнца – два Молочных и Серебряное…»
«– Собрание сочинений Ленина, – прошептала ба и умерла. Перегорела, как лампочка – цок – и все, погасла. Рука еще теплая, но ба уже далеко. – Дядь… Дядь Сань! – крикнул я, и он услышал; хлопнула кухонная дверь, страшно, будто гром ударил. Эхом отозвалась калитка, с улицы донесся голос матери: – У нее сердце! Запахло солярой и навозом, навозом – с телятника, солярой – от дядьки…»
«Экипаж Международной Космической Станции готовился к подключению нового модуля. Стыковка проходила в автоматическом режиме, однако командир миссии, пятидесятилетний канадец Дональд Волофф, был готов принять ручное управление в любой момент…»
«…Под ногами уходило во тьму черное горло канализационного колодца. В его глубине виднелась железная лесенка. За долгий лестницын век ее красили и в сигнальный красный, и в хорошо заметный в темноте белый. Сейчас ступеньки облупились, выцвели, и лесенка казалась наспех собранной из полуобглоданных костей…»
«Август выдался жарким, лето вовсе не собиралось подходить к концу, ярким солнцем и безветренным штилем заявляя о своих правах на межсезонье. Люди, стараясь не проводить лишнее время на улицах раскаленного города, спасались где могли, кто дома или в офисе, а кто в салонах автомобилей – лишь бы не добралось вездесущее солнце. Поэтому бары были набиты битком, окна домов плотно зашторены, а водители старались проскочить опаленные солнцем улицы побыстрее, шныряли тут и там, неизбежно образуя пробки, отчего пекло, казалось, только усиливалось…»
«Представление добралось до той самой сцены ровно в полночь. К этой минуте Пиготион окончательно перестал нервничать и погрузился в апатичное созерцание многострадального детища. По понятным причинам режиссер помнил малейшие детали спектакля и в красках представлял его даже без оглядки на океанский залив, превращенный в титаническую сцену…»
«– Что это вы здесь делаете, Платонов? Сегодня же волейбол. Кубок истфака. Студент вздрогнул, поднял голову от книги. Испуганно уставился на преподавателя. – Да вот, понимаете, Эдуард Михайлович, в слонах запутался. – В слонах, так-так. Какое же событие приковало ваше внимание? – Битва при Аускуле. – А! Пиррова победа! И что же? Потерялись слоны? – Потерялись, – сокрушенно кивнул студент, – нелепица какая-то…»
«В перекрестие визира вползла крупная звезда, испускающая густой оранжевый свет, и капитан Бугров не сдержал эмоций: – Приехали! Всем разрешаю шампанское! В ответ раздался смех членов экипажа и аплодисменты. Звездолет «Дерзкий» спустя полгода после старта с космодрома «Коперник» на Луне прибыл в систему звезды Кеплер-666 в созвездии Лиры, получившую неофициальное название Глаз Гефеста…»