Рассказы
Различные книги в жанре РассказыПерепутье второе
«Его светлость маркиз Короны Хоггроги Солнышко, повелитель удела, глава собственной семьи и верный слуга Его Величества Императора, лично изучал свойства копья, нового предполагаемого оружия. Наиболее привычным и удобным местом для всех воинских забав и упражнений был отгороженный высоким забором от посторонних глаз участок заднего двора при замке, а сам замок, главное жилище семейства маркизов и его окрестности, назывались в народе просто и уютно: Гнездо…»
Перепутье первое
«Объединенное посольство из двух вольных городов, Соруга и Лофу, насчитывало более четырехсот человек, включая двух послов, двадцать посольских помощников, по десятку на каждого посла, два десятка «гостей», то есть купцов, добившихся чести быть включенными в посольство, а кроме того, входили в него слуги, охрана, проводники, носильщики, знахари по людским болезням, знахари по хворям лошадей и гужевых ящеров…»
Постхвакум
«Скала разверзлась, и из нее выпал человек. Стояло тихое утро, висело тихое солнце, бежали по синему небу тихие облака, человек лежал без памяти. Почуявший добычу комар уселся на бледную щеку, примерился, но процесс бурения и сама комариная жизнь внезапно прервались: человек хлопнул ладонью по щеке, застонал и открыл глаза. Белая муть вместо радужной оболочки продержалась в глазах несколько мгновений и растаяла, подобно тщедушному облачку под лучами полуденного солнца, обнажив неяркую темную зелень вокруг зрачка; зеленое вдруг сменилось на синеву, та обернулась пурпуром, побагровела, сгустилась до черноты и вновь обернулась неяркой зеленью. Юноша – а это был юноша по виду – сел и недоверчиво огляделся: руки, плечи, колени, живот…»
Избранные рассказы
Максим Горький (Алексей Максимович Пешков, 1868 – 1936) – одна из самых значительных фигур в мировой культуре нашего столетия и одновременно – одна из самых сложных и противоречивых. В последнее десятилетие предпринимались попытки «сбросить творчество Горького с парохода современности». Однако не будем забывать, что в начале века то же самое пытались проделать с Пушкиным и Толстым… Пожалуй, только Горькому удалось с подлинно эпическим размахом отразить в своем творчестве историю, быт и культуру России первой трети ХХ века. Это относится не только к его прозе и драматургии, но и к мемуаристике. Прежде всего – к «Заметкам из дневника», имевшим первоначальное название «Книга о русских людях, какими я их знал»; к знаменитым литературным портретам Чехова, Льва Толстого, Короленко, Леонида Андреева, Сергея Есенина, Саввы Морозова, а также к «Несвоевременным мыслям» – хронике времен Октябрьской революции, в которой Горький дал уникальный ряд русских характеров – от интеллигентов до философствующих босяков, от революционеров до ярых монархистов. В книгу также вошел очерк о В. И. Ленине. Он публикуется в первой редакции, без позднейших наслоений «хрестоматийного глянца». Отметим, кстати, что изданные в 1918 году по горячим следам событий «Несвоевременные мысли» были тут же запрещены советской властью и не переиздавались до начала 90-х годов, а «Заметки из дневника» в полном виде после смерти Горького публиковались лишь однажды – в академическом собрании сочинений писателя. /Автор неизвестен/ На диске представлены дореволюционные рассказы Максима Горького. Простые люди русской глубинки с их поисками счастья, смысла и судьбы, предстают перед нами со всей живостью характеров, так выпукло и ярко выписанных автором. Книга Ералаш Гривенник Кладбище Ледоход Легкий человек На пароходе Как сложили песню Покойник
Тень акулы
«Достойно внимания, что покойный Шерлок Холмс лишь дважды отверг разгадку как совершенно невозможную; и оба раза его почтенный родитель признал впоследствии, что ничего невозможного здесь нет. Великий сыщик сказал, что преступление нельзя совершить с воздуха. Артур Конан Дойл, патриот и военный историк, повидал с той поры немало таких преступлений. Сыщик сказал, что убийцей не может быть дух, привидение, призрак – словом, один из тех, с кем теперь так успешно общается сэр Артур…»
Преступление Гэбриела Гейла
«Доктор Баттерворт, знаменитый лондонский врач, сидел без пиджака, отдыхая после тенниса, потому что играл в жару на залитой солнцем лужайке. Плотный, приветливый с виду, он повсюду вносил дух бодрости и здоровья, что внушало доверие пациентам, но не слишком занимало его самого, ибо он был не из тех, кто ставит заботу о собственном здоровье превыше всего. Он играл в мяч, когда хотел, и бросал игру, когда хотел, – например, сейчас он бросил ее и ушел в тень покурить. Игра развлекала его, как хорошая шутка…»
Диковинные друзья
«Кабачок «Восходящее солнце», судя по его виду, должен был называться солнцем заходящим. Стоял он в треугольном садике, скорее сером, чем зеленом; обломки изгороди поросли печальными камышами, сырые и темные беседки совсем обвалились, а в грязном фонтане сидела облупленная нимфа, но не было воды. Самые стены не столько украшал, сколько пожирал плющ, сжимая в кольцах, словно дракон, старый кирпичный костяк. Перед кабачком шла пустынная дорога. Просекая холмы, она вела к броду, которым почти не пользовались с тех пор, как ниже по течению построили мост. У входа стояли стол и скамья, над ними висела потемневшая вывеска, изображавшая бурое солнце, а под вывеской маялся кабатчик, уныло глядя на дорогу. Черные, прямые волосы оттеняли нездоровый багрянец его лица, мрачного, как закат, но не такого красивого…»
Неандертальцы
«Повсюду был слышен громкий рык и улюлюканье. Толпа «неандертальцев» шла нескончаемым потоком, размахивая красными полотнищами, выкрикивая лозунги: «Свобода! Равенство! Братство! Землю – рабухам! Заводы – рабухам!» То и дело слышался звон разбитых витрин, осколками разлетались стекла в домах. Рабухи переворачивали машины вместе с их владельцами, ловили и жестоко избивали людей. Ловкие, длиннорукие они карабкались по водосточным трубам, забирались в квартиры богатых горожан на нижних этажах зданий. Оттуда раздавался женский визг, истошные крики о помощи. «Неандертальцы» ломали железные двери подъездов и офисов. Некоторые распахивались сами – охрана присоединилась ко всеобщему движению протеста…»