«Мы встретились в его машине. Он стал еще больше похож на карпа, только теперь на небритого карпа. Зрачки в его прозрачных глазах цвета лесного пруда также замирали в водорослях ресниц и плыли мимо меня, как и год назад. «Инфинити» он сменил на «мерседес», короткую шубу из лисы на дубленку, отпустил бачки и кудри и оброс щетиной, а лесной пруд его глаз стал холодней и глубже…»
«Мы сидели на больных стульях, сосланных на балкон за хромоту. Руслан раскуривал гаш, забивая дым в полулитровую бутылку «Аква минерале». Я смотрела. Старые деревянные рамы застекленного балкона вздрагивали от его движений и ветра…»
«Я вышла из конторы и, посмотрев на небо, остановилась под козырьком крыльца. Дождь… Мелкий, противный, нудный, промозглый, пакостный, мелочный, отвратительный, завистливый, подлый, двуличный, козел…. Эпитеты перестали иметь хоть какое-то отношение к дождю. Самому обычному осеннему дождю… Раскрыв зонт, я шагнула в хлюпающую асфальтовую реку…»
«Он пригласил меня в музей, хоть был мне не сестра» – изгалялась я над старым советским стихом, шагая к Пушкинскому музею мимо нового храма Христа спасителя, все равно напоминавшего памятник белотелым посетителям бассейна в золотых резиновых шапочках…»
«Мне оставалось дожарить морковку с луком для супа и доварить его для семейства. Еще загрузить в стиральную машину белье и посуду в посудомойку. Еще помыть унитаз и перебрать гречку. Золушка блин… Полгода без бала.… Пока жарилась заправка, я залезла в ноутбук. Если бы у золушки был на кухне ноутбук, она бы непременно вывесила на сайте знакомств: «познакомлюсь с состоявшимся принцем, склонным к обувному фетишизму». И принцы завалили ее просьбами отдать туфлю. Ну, так что у нас там с принцами? А, вот!..»
«Я незаметно сунула голову в дверь тренажерного зала. «Человек – говно» бродил среди тренажеров, весело болтая с тренером. Убранные в хвост густые черные волосы, стильные очки, широкие плечи, свободные штаны и нечеловеческого размера яйца…»
«Вокруг мело, лило и сыпало. Ноябрьский вечер скандалил и с осенью и с зимой, кому мочить пешеходов. Фонтаны грязной жижи из-под машин плевали в народ по-осеннему, а пурга мокрого снега хлестала прохожих уже по-зимнему. Люди на автобусной остановке забились в угол, но и там не было спасения от дерущихся стихий и от «шумахеров». Автобусы и маршрутки вымерли. Залепленный ледяной грязью аквариум остановки уже не вмещал желающих уехать…»
«Валентин отламывал фокачча, стрясая сухие личинки розмарина обратно в соломенную корзинку. Он уже вдвое увеличил поголовье личинок в корзинке и нескольких высеял на столе…»
«Он берет с подоконника бинокль, прикладывает к глазам. Забыл снять очки. Снимает очки, подстраивает линзы, приникает к прохладе окуляров, находит среди окон напротив три своих. Они расположены друг под другом, как светофор, и «зеленый» горит во всех трех. В нижнем – массажный стол вровень с подоконником. Щуплый массажист – китаец или казах, старательно месит тесто женского тела. Женщина лежит на спине с закрытыми глазами, прикрывая грудь узким полотенцем…»
Вашингтон Ирвинг – первый американский писатель, получивший мировую известность и завоевавший молодой американской литературе «право гражданства» в сознании многоопытного и взыскательного европейского читателя, «первый посол Нового мира в Старом», по выражению У. Теккерея. Ирвинг явился первооткрывателем ставших впоследствии магистральными в литературе США тем, он первый разработал новеллу, излюбленный жанр американских писателей, и создал прозаический стиль, который считался образцовым на протяжении нескольких поколений. В новеллах Ирвинг предстает как истинный романтик. Первый романтик, которого выдвинула американская литература.