Рассказы

Различные книги в жанре Рассказы

В школе

Борис Верхоустинский

«Актовое зало светло и просторно. Паркетный пол блестит под лучами осеннего солнца; сияют золочения рамы с портретами царственных особ и бронзовые люстры. Девять часов утра. Серая толпа гимназистов заняла ползала и гудит, как рой проснувшихся пчел, вылетевших на поиски пахучего меда, но классные надзиратели, величественно стоящие у широких дверей, с суровым видом записывают в памятные книжки фамилии не в меру разжужжавшихся, чтобы потом сделать выговор или пожаловаться…»

Птица-чибис

Борис Верхоустинский

«Тяги пришлось ждать недолго. «Эк-э-эк»! – послышались голоса вальдшнепов, и над просекой, где притаились охотники, медленно пролетела длинноклювая птица. Самый молодой из охотников, в студенческой тужурке и в длинных сапогах, почти одновременно выстрелил из обоих стволов, но промахнулся…»

Перед половодьем

Борис Верхоустинский

«Осенний ветер зол и дик – свистит и воет. Темное небо покрыто свинцовыми тучами, Волга вспененными волнами. Как таинственные звери, они высовывают седые, косматые головы из недр темно-синей реки и кружатся в необузданных хороводах, радуясь вольной вольности и завываниям осеннего ветра…»

Лесное озеро

Борис Верхоустинский

«На высокой развесистой березе сидит Кука и сдирает с нее белую бересту, ласково шуршащую в грязных руках Куки. Оторвет – и бросит, оторвет – и бросит, туда, вниз, в зелень листвы. Больно березе, шумит и со стоном качается. Злая Кука! Но Кука думает: я ее сперва немножечко раздену, посмотрю только, что у нее за берестой, а потом я ее одену опять. И вовсе не больно березе – какой там! Просто хитрит, притворяется, потому что тело у нее некрасивое, кирпично-желтое, хоть наряд-то и белый…»

Идиллия

Борис Верхоустинский

«За стеною пробило восемь часов. Валерий вытянулся и проснулся. Мельком взглянул на клавиши ремингтона на столе, потом заинтересовался узором обоев. Преуморительные кружки – голубые и красные; как звенья цепи… А в середине черные точки…»

Атаман

Борис Верхоустинский

«Набережная Волги кишела крючниками – одни курили, другие играли в орлянку, третьи, развалясь на булыжинах, дремали. Был обеденный роздых. В это время мостки разгружаемых пароходов обыкновенно пустели, а жара до того усиливалась, что казалось, вот-вот солнце высосет всю воду великой реки, и трехэтажные пароходы останутся на мели, как неуклюжие вымершие чудовища…»

Расплата

Александр Валентинович Амфитеатров

«Об этом ночном нападении на казачий пост много говорили по всей Эстляндии. Жаль, что некому было рассказать правду. Ведь, когда солнце осветило обгорелую казарму, ни в ней, ни близь неё не оставалось ни одного живого человека. Лежало одиннадцать закопченных или обугленных трупов…»

Иван Купало

Александр Валентинович Амфитеатров

«Школ мифологических много. Но, несмотря на принципиальную разность своих опорных точек, едва ли не все они сходятся в мнении, что народный русский праздник Ивана Купалы, справляемый нашим отечеством повсеместно, „от финских хладных скал до пламенной Колхиды“, 23-го июня, в канун церковного праздника Рождества Иоанна Крестителя, представляет всю совокупностью своих обычаев и обрядов „культурное переживание“ древле-языческого торжества в честь летнего солнцестояния, то есть середины лета, самых долгих и тёплых дней в году и затем поворота солнца на осень…»

Илья-Громовник

Александр Валентинович Амфитеатров

«Ветхозаветный библейский мир сравнительно слабо отражён сказочною фантазией христианских народов. Собственно говоря, это странно: казалось бы, времена чудес, какими полна каждая страница Пятикнижия, книги Иисуса Навина, книги Судей, Пророки, воинственный эпос книги Царств и Маккавейской, должны были глубоко запасть в душу дикаря-неофита когда он менял простодушную мистику своей первобытной, стихийной мифологии на возвышенную простоту религии Христа, за которую, как основной фон её, просвечивала религия Моисея и тысячелетняя таинственная история „избранного“ народа, ею созданного, ею управляемого…»

Морская сказка

Александр Валентинович Амфитеатров

«Их было пятеро, и все они, как на подбор, были щёголи-матросы. Хозяйка кабачка то и дело меняла на столе пред ними жестяные кружки с кислым монферрато, и они каждый раз аккуратно расплачивались, доставая из штанов горстями тяжело звучащие медные монеты. Выпили они много, но пьяны не были, сидели тихо и вели философскую беседу…»