«Сдаться. Признать полную унылую неудачу и сдаться. Пойти работать в «Ашан» – и за зарплату, равную зарплате, например, редактора книжного издательства, быть мерчендайзером отдела, ну, скажем, промышленных товаров. Расставлять по полкам прекрасные баночки под сыпучие продукты, раскладывать одеяла и подушки, пластмассовые вилки и бумажные тарелки для именин и пикников!..»
«Андрей Гаврилов, молодой предприниматель (стеклопакеты, витражи), вернулся из Челябинска, где был в командировке. Выйдя из экспресса, доставившего его из аэропорта, он с некоторым подозрением, свойственным всем возвращающимся москвичам, втянул носом воздух, в котором сложно смешались запахи мокрого асфальта, автомобилей, свежевымытой листвы и ближайшей шашлычной. Гаврилов был в хорошем легком настроении, как человек, завершивший хлопотное дело и предчувствующий нечто приятное. Ехать домой ему не хотелось, тем более что там не знали еще о его приезде, и он решил отправиться к своей любовнице Кате (собственно, он решил это еще в самолете)…»
Приключения бывшего чиновника сыскной полиции Тараканова начинаются тогда, когда Осипа Григорьевича после революции против воли мобилизуют в советскую уголовно-розыскную милицию и поручают расследовать первое преступление: ограбление с убийством. Оценит ли профессионализм Тараканова новая власть? Или посчитает его недостаточно компетентным, а то и опасным? Осип Григорьевич не без труда находит исполнителей преступления, но дадут ли ему подобраться к заказчику?..
Один из самых известных юмористов в мировой литературе, О. Генри создал уникальную панораму американской жизни на рубеже XIX–XX веков, в гротескных ситуациях передал контрасты и парадоксы своей эпохи, открывшей простор для людей с деловой хваткой, которых игра случая то возносит на вершину успеха, то низвергает на самое дно жизни.
«О похищении, разумеется, раструбили на весь мир. Понадобилось несколько дней, чтобы эта новость во всей ее значимости прокатилась от Кубы до Соединенных Штатов, до парижского Левого берега и наконец докатилась до маленькой кафешки в Памплоне, где спиртное было отменным, а погода почему-то всегда стояла прекрасная…»
«Это был самый обычный майский вечер, примечательный только тем, что Джонатан Хьюз, двадцати восьми лет, за неделю до дня рождения встретил свой рок, нагрянувший из другой поры, из другого года, из другой жизни…»
«Этот субботний вечер начался с того, что Семен Егорыч Атутин попал в «пробку» на Новобалаковской. Событие само по себе досадное, а для Семена Егорыча досадное втройне. Дело в том, что Атутин был «штопором» самой высшей квалификации, мастер «экстра-класс», «восемь глаз на затылке». Для него угодить в дорожную пробку все равно что для гроссмейстера получить мат в четыре хода…»
«– Я знаю, чего ты хочешь. Вздрогнув, Элизабет оторвала взгляд от учебника по социологии и увидела довольно невзрачного молодого человека в куртке защитного цвета. На мгновение лицо показалось ей знакомым. Он был с нее ростом, щупловатый и… какой-то нервный. Да, нервный. Хотя он стоял неподвижно, такое было впечатление, что внутри его всего колотит. К его черной шевелюре давно не прикасались ножницы парикмахера. Грязные линзы очков в роговой оправе увеличивали его темно-карие глаза. Нет, конечно, она его раньше не видела…»
«Госпожа Эндерби сидела за фортепьяно – свадебный подарок ее родителей, – иногда она поглаживала инструмент, но не играла. Сегодня музыкальную комнату наполняла симфония ночного движения на Третьей авеню, через открытое окно. Третья авеню, третий этаж».
«Мой друг Л.Т. редко упоминает о том, как пропала его жена, или что она, возможно, мертва (еще одна жертва Человека-Топора), зато любит рассказывать, как она от него ушла. Проделывает он это, определенным образом закатывая глаза, как бы говоря: «Она обдурила меня, ребята, обвела вокруг пальца как мальчишку!» Иногда он рассказывает эту историю мужчинам, сидящим на одной из разгрузочных площадок у заводского здания во время обеденного перерыва. Они едят и он ест, только обед этот он приготовил себе сам: сейчас Красотка-Лулу дома его уже не ждет. Обычно все смеются, слушая этот рассказ, который всегда заканчивается выведенным им постулатом теории домашних животных…»