Аркадий Аверченко

Список книг автора Аркадий Аверченко


    Разумная экономия

    Аркадий Аверченко

    «… – Боже! Вот дерут! А вся бутылочка сколько стоит? – Три рубля. – А сколько здесь рюмок, в ней? – Рюмок пятнадцать. – Но ведь это же, милый мой, бессмыслица! Пятнадцать рюмок, деленное на три рубля, – это пятачок рюмка?! – Двадцать! – подсказал я со своего места. Брюнетка обернулась ко мне, сердито сверкнула глазами и сказала слуге вполголоса: – Почему этот молодой человек заговаривает с порядочными женщинами? …»

    Равновесие

    Аркадий Аверченко

    «… В организме человека живут миллионы самых вредоносных микробов, но в том же организме живут и другие, не менее вредоносные, микробы, которые ведут непримиримую войну с первыми – взаимно нейтрализуя друг друга. Если бы это было не так – человечество немедленно же протянуло бы ноги. У математиков это сказано в другой форме: – Минус на минус дает плюс. …»

    Путаница

    Аркадий Аверченко

    «Радостный трезвон праздничных колоколов – самая предательская вещь... Я не знал ни одного самого закоренелого злодея, который устоял бы против радостного перезвона праздничных колоколов... Были случаи, когда такого закоренелого злодея пытали, мучили, желая вырвать у него хотя бы словечко правды о его преступлении – он молчал, будто воды в рот набравши... Но стоило только радостно и празднично зазвонить над его ухом, как он вспоминал свою молодость, каялся, плакал и, рассказавши всю подноготную, обещался вести новую жизнь. …»

    Проклятие

    Аркадий Аверченко

    «… «Передают из достоверных источников, что Леонид Андреев находится в настоящее время в Антверпене. Писателю город очень понравился. Целыми днями его видят гуляющим по набережной и в гавани». – А надо будет, в самом деле, когда-нибудь, – подумал Андреев, – проехаться в Антверпен. Вероятно, любопытный город. Отложил первую газету и взял другую. «На днях в дружеской беседе Леонид Андреев, – сообщалось во второй газете, – восхищался немецким поэтом Бирбаумом. Он считает его одним из лучших представителей немецкой поэзии». – Бирбаум... – прошептал Андреев, – странная фамилия. Надо будет почитать что-нибудь Бирбаума... …»

    Призраки любви

    Аркадий Аверченко

    «…– Просто я сейчас получила письмо от совершенно незнакомого мне господина. И представь себе – он изливается мне в своих чувствах. – Просто дурак какой-нибудь, – сказал муж, выглядывая из-за газеты. – Почему же дурак? Уж сейчас и дурак. Значит, и ты был дурак, когда в свое время изъяснялся в любви ко мне? В голосе мужа зазвенела нотка искренности, когда он сказал: – И я. …»

    Почести

    Аркадий Аверченко

    «… Меньшикову очень хотелось, чтобы Столыпин, хотя бы по случаю юбилея, пожал ему руку. Но старый, усталый мозг не знал – как это сделать? Постояв минут десять у стола Столыпина, Меньшиков пустился на хитрость: – А вы знаете – через три минуты будет дождь... – Вечно ты, брат, чепуху выдумываешь, – проворчал Столыпин. – Ей-богу. Хотите пари держать? Простодушный Столыпин попался на эту удочку. – Да ведь проиграешь, старая крыса? Однако руку протянул. …»

    Последний

    Аркадий Аверченко

    «… Однажды в старый дом, стоявший несколько десятков лет заколоченным, приехало семейство наследников владельца заколоченного дома. Старый призрак, обитатель этого дома, совершенно опустившийся за время своего безделья и занимавшийся последнее время ловлей пауков и подмигиваньем из окна пробегавшим мимо дома трусливым мальчикам, теперь приободрился. …»

    Подмостки

    Аркадий Аверченко

    «… – Ирина, – прошептал он, обращаясь к героине, – у этого человека большая душа! На моих глазах выступили слезы. Я вообще очень чувствителен и не могу видеть равнодушно, даже если на моих глазах режут человека. …»

    По влечению сердца

    Аркадий Аверченко

    «… Оправляя прическу, Луиза спросила любовника: – Ты куда? – В Авиньон. – И я тоже. Поезд подходил к вокзалу. …»

    Пернатое

    Аркадий Аверченко

    «До сих пор мне почти совсем не приходилось думать о жизни африканских дикарей... Занятый своими делами, я совершенно забыл об их существовании и имею основание утверждать, что их отношение ко мне носило такой же характер – полнейшего равнодушия. Так мы жили: я – сам по себе, а дикари, под палящими лучами африканского солнца, – сами по себе. Но однажды…»