Абстрактные стихотворения 1997 2002 годов. Не адресованы массовому обывателю. Нон рюс советик. Попытки уйти как от верлибра, так и от классического стиха. Тематика? В общепринятом смысле, такой почти нет, но метафизика и фантастика присутствуют в изобилии. Собственные миры чистой поэзии.
Сборник рассказов в духе плотной фантастики. Большая их часть литературно обработанные сновидения разных десятилетий. Тексты с описанием «реального опыта вне „тела“» и прочих «отрывов», удалены, но оставлено многое близкое этим явлениям. Действительный главный герой рассказов цивилизация. Эмоции чаще всего имеют интеллектуальный характер.
Проще было бы дать озорное стихотворение, но ради полноты представляю нужные, пусть в сумме неблагозвучные подробности: контрклассика; «нон ЛитО советик»; небытовая тематика (включая: долой трубадурское помешательство на следах и запахах самки); сюрреалистические сверхмиры; острая метафизика; подход к бесструктурным символам; нацеленность на неакустическую (сверхэмотивную) тональность; поиск промежуточных путей между обычным стихом и верлибром; частый отказ от надоевшего железобетонного выпирания рифм, расплескивание или размытие их, вплоть до умеренной реабилитации ассонансов или самовитой звукописи.
Художники склонны забывать о том, что абстракционизм существовал. Таково же отношение Homo sapiens к философским безднам. Исчезновение формы и структуры как вторичностей, особенностей субъективно-родовой центрации оказывается как бы спрятанным.
Подытожен опыт работы автора в различных медицинских учреждениях, в том числе НИИ и НПО. Имеют значения и персональные столкновения с "хитромудростями" рядовых ЛПУ, аптечной системы, знакомства со странными историями пациентов. Подробная характеристика текста в Предисловии. К сожалению, некоторые разделы пришлось удалить.
Сейчас Харуки Мураками – обычный ровно пишущий писатель и журналист, но первые два периода его творчества отличались гениальными из ряда вон выходящими замыслами, хотя необычные сосредоточения тогда сочетались у него с подробнейшим нелитературным описанием бытовой рутины. Разжижение текста словно бы затем давало необходимую остроту. Но главное: у Мураками не было тех надоедливых постструктуралистских пазлов, которые, увы, изъяли из списка олимпийцев Эко, Уэльбека и Бегбедера.
Три разных текста с чувствуемой, но нерациональной общей струной. Есть чудо, тайна, смещение привычных координат. Ужас? Специфика такого ощущения зависит от типа восприятия читателя, поскольку проза не кинематограф.
Для автора в художественном произведении столько эстетически приемлемого, сколько в нем чувственно осязаемой метафизики. Однако метафизическое – икс. Вокруг него нагородили массу всевозможных скобок и других препятствий. Оно и само малоуловимо, дается не всегда, не всякому, никак не отображается в словах и образах и передается непостижимым образом. Реальными носителями-символами метафизического начала могут быть только некоторые из почти бесструктурных чувств-тонов. Они своего рода иллюминаторы. Всё прочее вокруг – искаженные косвенности. Всякий субъект оказывается довольно привередливо настроенным камертоном.
Проще было бы дать озорное стихотворение, но ради полноты представляю нужные, пусть в сумме неблагозвучные подробности: контрклассика; «нон ЛитО советик»; небытовая тематика (включая: долой трубадурское помешательство на следах и запахах самки); сюрреалистические сверхмиры; острая метафизика; подход к бесструктурным символам; нацеленность на неакустическую (сверхэмотивную) тональность; поиск промежуточных путей между обычным стихом и верлибром; частый отказ от надоевшего железобетонного выпирания рифм, расплескивание или размытие их, вплоть до умеренной реабилитации ассонансов или самовитой звукописи.
Для автора в художественном произведении столько эстетически приемлемого, сколько в нем чувственно осязаемой метафизики. Однако метафизическое – икс. Вокруг него нагородили массу всевозможных скобок и других препятствий. Оно и само малоуловимо, дается не всегда, не всякому, никак не отображается в словах и образах и передается непостижимым образом. Реальными носителями-символами метафизического начала могут быть только некоторые из почти бесструктурных чувств-тонов. Они своего рода иллюминаторы. Всё прочее вокруг – искаженные косвенности. Всякий субъект оказывается довольно привередливо настроенным камертоном.