«На днях получено здесь печальное известие из Бадена о смерти князя Петра Борисовича Козловского, в то самое время, когда приятели его, ободренные слухами о благоприятных успехах лечения его, надеялись на скорое и совершенное его выздоровление. Сия утрата не из числа тех, которые внезапно пресекают и поглощают в себе непосредственное действие на современные события, на лица и отношения окружающего мира…»
«1855 г. 15-го декабря. Милостивый государь, Павел Васильевич! Даровитый писатель наш, Н. Ф. Щербина, с лучшей стороны известный свету, по расстроенному здоровью, должен оставить Петербург и поселиться в Москве…»
«Остафьевский архив, хранящийся в ЦГАЛИ (фонд № 195 И. А., А. И., П. А. и П. П. Вяземских), по праву может быть назван неисчерпаемой сокровищницей драгоценных сведений о больших и малых звездах, блиставших и мерцавших в первой половине XIX века на литературном небосводе России. Вокруг звезд вращались сонмы спутников, и хоть светились они отраженным светом, без них история русской литературы была бы лишена оттенков, интересных деталей…»
«Я не нашел у Анненкова («Вестник Европы») отметки Пушкина о 1814 г. Во всяком случае не мог он видеть Карамзина в течение этого года. Может быть, ребенком видел он его в Москве у отца своего, да и то невероятно. По крайней мере, не помню Сергея Львовича в Москве ни у Карамзина, ни у себя. Карамзин, вероятно, знал его, но у него не бывал…»
«В ночь на Иванов день исстари зажигались на высотах кругом Ревеля огни, бочки с смолою, огромные костры: все жители толпами пускались на ночное пилигримство, собирались, ходили вкруг огней и сие празднество в виду живописного Ревеля, в виду зерцала моря, отражающего прибрежное сияние, должно было иметь нечто поэтическое и торжественное. Ныне разве кое-где блещут сиротливые огни, зажигаемые малым числом верных поклонников старины…»
«Не имею сочинений Хомякова, о которых Вы пишете, и не знаю, получу ли их здесь. Читал я только предисловие к ним Самарина. Оно хорошо написано и умно, как все, что пишет Самарин, но при всем том чего-то нет, и есть излишек того, чему быть бы не следовало…»
«Мало ли чего у нас на русском языке нет? Не более свободы, чем свобод, а для изъяснения мыслей несамодержавных слово свободы во множественном необходимо. Свобода – отвлеченное выражение; свободы – действие, плод, последствие…»
«Имя Озерова, как ни суди о степени драматического дарования его, которого самобытность, впрочем, никак отрицать нельзя, занимает светлое, если не единственное, место в летописях русской трагедии, по крайней мере той, которую ми привыкли называть классическою…»
«Воспоминания мои о Ю. А. Нелединском сливаются во мне с первыми воспоминаниями жизни моей. Он был одним из ближайших друзей отца моего…»
«Вероятно никто более меня не удивится появлению в печати полного собрания всего написанного мною в прозе, в течение шестидесятилетия и более. Это уже не в чужом, а в собственном миру похмелье. Впрочем, голова моя, кажется, крепка: чернилами допьяна я никогда не упивался…»