Третий Рим. Валерий Николаевич Ковалев

по сто граммов спирта, что было воспринято как должное.

      А еще через пять суток, идущие завесой субмарины подошли к Земле Королевы Мод и последовали дальше по секретным лоциям.

      Море Лазарева встретило их низкой облачностью и битым льдом, что грозило повреждением перископов, в связи с чем, пришлось всплыть в надводное положение.

      – «Усилить верхнюю вахту», – дал Иванов семафор на другие лодки и получил ответ, – «исполнено».

      Затем погода улучшилась, в небе засияло солнце, и справа по борту возникла цепь заснеженных пиков. Она перемежалась с массивами пакового льда, над которыми вдали дрожало марево.

      – Не иначе подходим, – вскинул Иванов бинокль к глазам, и Батраков сделал то же самое.

      А потом случилось непонятное.

      Из марева родились три диска, и неподвижно повисли в воздухе.

      – Что за черт, – прошептал капитан 3 ранга и в следующий миг заорал, – ныряем!

      Но было поздно. Диски почти мгновенно переместились к кораблям, на головном что-то блеснуло, и шедшая на левом фланге лодка Прибыткова взлетела на воздух.

      Через долю секунды блеск повторился на втором, и, рушась в люк последним, командир с ужасом увидел, как под воду уходит разрезанная пополам субмарина Катченко.

      – Одерживай! – пулей пролетев вертикальную шахту, свалился Иванов на копошащиеся под ним тела, но лодка, продолжала стремительно погружаться.

      Когда стрелка глубиномера задрожала на стометровой, с красной чертой отметке, и из – под заклепок стала сочиться вода, по корпусу что-то проскрежетало, и гибельное падение прекратилось.

      – Осмотреться в отсеках, – смахнув со лба холодный пот, прохрипел капитан 3 ранга.

      Спустя минуту, с боевых постов последовали доклады и выяснилось, что в корме, в районе 34 шпангоута пробоина.

      – Заделать, – бросил командир. – С дачей противодавления.

      – Есть, – кивнул головой механик, и один из старшин завертел вентиль ВВД*.

      – Представляю, что там сейчас творится, – поднимая с палубы вахтенный журнал и логарифмическую линейку, обвел всех взглядом штурман.

      – А ты не представляй, себе дороже, – пробурчал помощник, и все замолчали.

      На исходе часа, из аварийного отсека доложили о завершении работ, и Иванов, в сопровождении механика с Батраковым, сразу же направились в корму.

      – Отдраивай, – приказал командир, когда они остановились перед сферическим люком, с наглухо задраенной кремальерой, у которой стоял бледный старшина.

      – Есть, – ответил тот, и, вытащив из маховика стопор, беззвучно провернул рукоятку.

      В отсеке плавал туман, под ногами плескалась вода, и горело аварийное освещение.

      – Так, что тут у вас? – первым шагнул внутрь Иванов.

      – Пробоина в трюме, товарищ командир, – тяжело дыша, ответил коренастый мичман, утирая сочащуюся из ушей кровь. – Завели пластырь и установили упор.

      – А это кто? – наклонился над лежащим в стороне телом механик.

      – Ресин, – буркнул стоявший рядом матрос. – Нахлебался