Режим Путина. Постдемократия. Дмитрий Юрьев

Им необходимо придумать и навязать обществу такую форму своего участия в его делах, которая позволит им перехватить инициативу у многочисленных люмпен-претендентов на роль «новой силы» или «государственной идеологии». И это нужно сделать по той простой причине, что они – «новые средние» – уже есть, а все остальное еще только надо выдумать. Они могут и должны избежать ошибок своих предшественников и ни в коем случае не удариться ни в партстроительство (потому что любая такая попытка обречена на обвальную девальвацию общественного внимания просто в силу того, как сегодня в обществе воспринимается партийная система), ни в новый лоббистский проект. Выдвижение, обсуждение и реализация конкретных социальных инициатив «от имени и по поручению» «новых средних» в сегодняшней России – самая насущная проблема общества. У которого большие проблемы с запасом времени.

      ЯБЛОКО ЭВЫ

      После 2002 года стало модным сравнивать судьбу российских реформ с реформами аргентинскими. Поводов множество: и специфика взаимоотношений обеих стран (России и Аргентины) с международным сообществом (перепады от любви до ненависти), и попытка в свое время спастись от августовского кризиса 1998 года по рецептам знаменитого аргентинца Доминго Кавалло, продекларированная несостоявшимся правительством Черномырдина – Федорова, и главное, игра на неуверенности в завтрашнем дне (особенно если сегодняшний хотя бы немного лучше вчерашнего).[12]

      А главное, аргентинский кризис 2001–2002 годов – это превосходный повод поквитаться для сотен и тысяч «героев вчерашних дней»: советских экономистов, несостоявшихся гуру новой власти, всех тех, кому за эти годы надоели постоянные ссылки на преимущества либерального опыта, будь то чилийский, польский, западногерманский или аргентинский. Ибо главный вывод из аргентинской катастрофы – это необходимость немедленно отказаться от «радикально-либерального курса» экономической команды президента (будь то курс Гайдара, Чубайса или Грефа).

      Вывод простой и удобный. Только вот совсем не логичный.

      Между Россией и Аргентиной, конечно же, есть большое внутреннее сходство. И это сходство состоит в непропорционально большом весе самых примитивных популистских настроений в структуре национального общественного сознания.

      Россия, так и не выведенная Столыпиным за пределы общинной психологии, пережила 70 лет паранойяльного коммунистического коллективизма, при котором в Уголовном кодексе существовал такой состав преступления, как «частное предпринимательство». Что же касается Аргентины, то там все было намного легче, но лишь в той степени, в какой аргентинское танго веселее мрачной мелодии «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» Потому что энергии и в «Жертве», и в танго было поровну. С полной самоотдачей погружались и аргентинцы, и русские в такие взаимоотношения между властью и обществом, когда главным событием становится снижение цен (от щедрот товарища Сталина)

12

В конце августа – начале сентября 1998 года, после дефолта и отставки правительства во главе с Сергеем Кириенко, исполняющим обязанности председателя правительства был назначен экс-премьер (1992–1998) Виктор Черномырдин. Идеологом правительства Черномырдина нового образца выступал Борис Федоров, который декларировал радикально-либеральную программу жесткой привязки курса рубля к доллару США. После двукратного отклонения Думой кандидатуры Черномырдина Борис Ельцин выдвинул кандидатуру Евгения Примакова, которую поддержало большинство Думы – коммунисты, «Яблоко» (кстати, именно Явлинский был первым, кто публично предложил назначить премьером Примакова – как «политика, который заведомо не будет претендовать на президентский пост»), «центристы» и деморализованные сторонники бывшей «партии власти» – НДР.